Эльза Триоле - Луна-парк

Преданный Вам

Шарль Дро-Пандер.

Дро-Пандер! Знаменитый физик… это и в самом деле безумие. Жюстен отложил письмо, взял следующее.

Дорогой друг, я решительно отказываюсь Вас понимать. Как это Вы – Вы, сама ясность – можете примешивать к такому грандиозному замыслу фактор честности? И требовать от людей, готовых пожертвовать своей жизнью, не только физических качеств, но еще и качеств моральных? Прежде всего это глупо. Где они могут раздобыть доказательства прилунения и своего пребывания на Луне, минералогические образцы и так далее – как не на самой Луне? Не унесут же они их в кармане с нашей планеты, решив заранее всех обмануть. Глупо, глупо, дорогой друг… На сегодня все.

Шарль Дро-Пандер.

Карлос, всегда и вечно Карлос, как Вам самой не надоело, дорогой друг? Этот молодой ученый – почти феномен, говорите Вы… Хорошо, хорошо, охотно признаю, что он надежда астрофизики, хорошо, не спорю. Но разве для этого необходимо быть таким красавцем! А он красив до неприличия, и наш Конгресс в полном составе готов заказать медаль с его изображением, как будто сами светила, которыми занимается юный Карлос, одарили его своей звездной красотой. Но она хороша в поэзии и, пожалуй, ни к чему на Международном конгрессе астронавтов с участием«BritishInterplanetarySociety» [5] и «GesellschaftfurWeltraumforschung» [6] . Когда Вы, дорогой друг, находитесь в кабине самолета и держите баранку, полагаю, что поэзия небес занимает Вас тогда меньше, нежели метеорологическая сводка. Полагаю, ибо сам я жалкий житель Земли, ученый чудак от астронавтики, который не может даже доказать силу своей веры, рискуя своей собственной жизнью, а не жизнью других. Слишком стар. Слишком стар для многого, очень многого.

Нет, уж поверьте мне, вчера Вы никого и ничего не видели, кроме Карлоса… Ладно, ладно, молчу. Но хотелось бы мне знать, почему это Вы с таким упорством сидели на всех заседаниях Конгресса, Вы же сами утверждаете, что в этих делах ничего не смыслите, что Вы просто воздушный шофер, отчасти шофер-лихач? Вчера во время замечательных выступлений Александра Ананова и Дюкрока Вы сидели чуть ли не спиной к докладчикам, повернувшись налево к Карлосу. Вы отнеслись с полным равнодушием к задачам астроврачей, неотделимым от задач астроинжеперов, о чем говорил доктор Гарсо… Простите, дружок, простите! До завтра.

Целую Ваши ручки

Шарль Д.-П.

Жюстен откинулся на спинку кресла. Чувство вины оттого, что он вторгался в чужую жизнь, как будто подсматривал за нею в замочную скважину, – чувство это исчезло. Его сменило невольное уважение. Спать с женой своего лучшего друга, когда любишь ее превыше всего на свете, – это одно, и совсем другое – спать с ней только потому, что она подвернулась под руку, – это значит унижать самое для вашего друга дорогое… Тут все решает чувство уважения. Бедняжка Бланш, чувствующая себя ни на что не способной, раз ей запрещено летать, посещающая совещания ученых астронавтов лишь затем, чтобы мечтать об их фантастической реальности, о лунном «Луна-парке». Бедняжка Бланш, мечтавшая о полете на Луну. Бланш, женщина, любившая зеленое и розовое опаловое стекло, читавшая «Трильби» и волшебные сказки, та, что сидела вот здесь в красном бархатном кресле, светлокудрая… золото и серебро на красном фоне…

Жюстен как зачарованный не мог оторваться от писем ученого с мировым именем, и все-таки им внезапно овладел неодолимый сон. В конце концов уже поздно, можно немедленно лечь и заснуть. Он так мало спал прошлой ночью, поднялся рано, много ходил, много ел… Сегодня он ляжет, не поужинав, пожалуй, еще немножко почитает в постели, скажем «Трильби», которую ему так и не удавалось прочесть от начала до конца: то отвлекали другие книги, то прогулки…

Тишина. Здешняя тишина теперь часто казалась Жюстену просто невозможностью заговорить или волей к молчанию. Медленно листая страницы, он, словно в мчащемся поезде, отдавался баюкающему ритму повествования… Сон к нему уже подкрадывался…

Однако, потушив свет, он еще довольно долго лежал в темноте с открытыми глазами. Странная все-таки штука вторгаться в чужую интимную жизнь… Шарль Дро-Пандер – до сих пор это было лишь известное всему миру имя, – но вот, оказывается, какие письма писал он, носитель такого имени. Ревнует к юноше! Сколько ему может быть лет, Дро-Панде-ру? Не так уж много, и лицо у него красивое, измученное! Что-то мешало Жюстену заснуть… что-то незаметно овладевало им вместе с пристрастием к опаловому стеклу, запахом шкафов, чуланов и ящиков. Бланш, Трильби… Вдруг он судорожно вздрогнул всем телом, перед ним внезапно возник пустынный кемпинг, как некий заброшенный, потухший, окаменелый Луна-парк, похожий на кладбище… и он заснул.