Бранислав Нушич - Незванный опекун

Однажды после обеда Тодор, как обычно, играл в домино, а ученик дремал за прилавком. Проходя мимо лавки, Илья увидел две банки сапожного крема, валявшиеся на земле. Он не мог удержаться, подошел к двери и заорал на мальчишку:

– Осел ты этакий, спишь, а не видишь, что крем на земле валяется. Сейчас я тебе покажу!

Произнеся это, он поспешил уйти.

Через пять-шесть дней, опять после полудня произошло следующее: идет Илья мимо лавки и видит, что мальчишка лопает инжир прямо из бочки. Не раздумывая долго, он влетает в лавку и, наградив мальчишку звонкими пощечинами, устало опускается на свой стул. А усевшись, он и не подумал встать; ему даже и не пришло в голову, что он нарушил свою клятву, он совсем забыл о ссоре и остался сидеть на стуле, словно и не поднимался с него.

Немного погодя Тодор, закончив партию в домино, вошел в лавку и остановился в смущении на пороге.

– Ничего, ничего, – сказал Илья, поднимаясь со стула, – я поймал этого вора, он снова жрал инжир, и я не мог удержаться…

– Хорошо сделали, – говорит Тодор, делая вид, что между ними ничего не произошло.

– Это… – снова начинает Илья. – А ну, пошел вон!

Ученик вышел за дверь.

– Это… – продолжает Илья, когда они остались одни. – Я, Тодор. решил одобрить твою женитьбу.

– Благодарю вас, – говорит Тодор, не зная сам, почему он должен его благодарить.

– Только, – продолжает Илья, – раз у девушки нет денег, дело нужно обделать с умом. Я не могу позволить, чтобы вы тратили больше, чем зарабатываете. Пусть она и не надеется носить всякие там кринолины да пелерины. Она должна меня слушаться так же, как слушаешься ты, чтобы можно было сводить концы с концами.

– Да, да! – отвечает Тодор и быстро меняет тему разговора.

Только сейчас Тодору стало все ясно. Только сейчас он увидел, как далеко зашла опека Ильи, и впал в отчаяние.

Его опекун не ограничится лавкой, он перенесет свой надзор на дом, на семью. Будет приказывать ему, что есть, а жене, что носить. И пусть бы он был ему тестем, дядей или каким-нибудь другим родственником, ну, что поделаешь, пришлось бы терпеть, но ведь он ему не родственник, вообще – никто. Почему же он должен терпеть? Что делать ему, грешному, куда деваться? Прогнать его нельзя, все равно назад придет, а терпеть тоже нельзя.

Наконец он придумал и однажды сказал как бы мимоходом:

– А что, господин Джурджевич, если бы я перенес свою лавку, ну, скажем, на Дорчол или к «Славии», вы бы и туда так же регулярно приходили?

– Не смей и думать об этом!

– Я не думаю об этом, я только спрашиваю.

– Я привык к этому месту и не тронусь отсюда никуда, – решительно ответил Илья.

И вот после этого ответа ради счастья в будущем браке Тодор решился на большой шаг. Он передал сбою лавку другому на очень выгодных условиях и, только закончив все дела по передаче, сообщил об этом Илье.

У того на глазах выступили слезы.

– Ты почему это делаешь? – спросил он с грустью.

– Да так, я взял лавку у «Славии»; для меня там удобней.

Господин Джурджевич глубоко вздохнул и после долгих размышлений спросил:

– А меня ты тоже передал ему?

– Кому?

– Тому, кто взял твою лавку.

– Да, я ему сказал.

– Скажи ему, скажи, что я должен бывать здесь. Я ему совсем не буду мешать, помогу, как сумею, буду ему другом, каким был тебе. Скажи ему об этом откровенно!

И действительно, Тодор передал лавку вместе с господином Джурджевичем. Тот еще до сих пор сидит на своем стуле. Новый хозяин проклинает Тодора и жалуется всем, что его надули, а Тодор, освободившись от опеки, спокойно торгует в лавке у «Славии» и счастливо живет со своей женой.