Дени Дидро - Жак-фаталист и его хозяин

Хозяин. У меня спросили о причине моего бегства; я сказал первое, что взбрело на ум, и все пошло по-прежнему.

Жак. Иначе говоря, вы продолжали тратить деньги, а ваши любовные дела не подвигались ни на шаг.

Хозяин. Шевалье расспрашивал о моих успехах и, казалось, терял терпение.

Жак. Он, может быть, действительно терял терпение.

Хозяин. Почему?

Жак. Почему? Потому, что…

Хозяин. Договаривай же.

Жак. Ни в коем случае; надо предоставить рассказчику…

Хозяин. Мои уроки идут тебе на пользу; это меня радует… Однажды шевалье предложил мне совершить с ним прогулку. Мы отправились на день за город. Выехали рано утром. Пообедали в трактире и поужинали там же; вино оказалось превосходным; мы много выпили, беседуя о правительстве, религии и любовных делах. Никогда шевалье не выказывал мне еще такого доверия, такой дружбы; он рассказал все приключения своей жизни с самой невероятной откровенностью, не скрывая от меня ни хорошего, ни плохого. Он упрекал себя только за один поступок из своего прошлого и не надеялся простить себе его до гроба.

«Признайтесь в нем своему другу, шевалье: вам станет легче. Ну что? О чем идет речь? Вероятно, какой-нибудь пустяк, который ваша щепетильность преувеличила?»

«Нет, нет! – возгласил кавалер, опуская голову на ладони и стыдливо закрывая ими лицо. – Это гнусность, непростительная гнусность. Поверите ли? Я, шевалье де Сент-Уэн, однажды обманул – да, обманул своего друга».

«А как это случилось?»

«Увы! Мы с ним были приняты в одном доме, – вот как теперь мы с вами. Там была девушка вроде мадемуазель Агаты; он был влюблен в нее, а она – в меня; он разорялся на нее, а я пользовался ее милостями. У меня никогда не хватало смелости признаться в этом, но, если мы с ним встретимся, я открою ему все. Эта ужасная тайна, которую я ношу в своем сердце, давит меня; я должен во что бы то ни стало избавиться от этого бремени».

«И отлично сделаете, шевалье».

«Вы советуете?»

«Безусловно, советую».

«А как, вы думаете, мой приятель отнесется к этому сообщению?»

«Если он вам друг, если он справедлив, он найдет для вас извинение в своем сердце; он будет тронут вашей прямотой и раскаянием; он бросится вам на шею и поступит так, как я поступил бы на его месте».

«Вы полагаете?»

«Полагаю».

«И вы бы так поступили?»

«Без всякого сомнения…»

Шевалье тотчас встает, со слезами на глазах подходит ко мне и, раскрыв объятия, говорит:

«Друг мой, поцелуйте же меня!»

«Как, шевалье! – восклицаю я. – Так это вы? Так это я? Так это мерзавка Агата?»

«Да, друг мой. Все же возвращаю вам слово; вы можете поступить со мной, как вам будет угодно. Если вы полагаете, как и я, что сия обида не заслуживает прощения, то не прощайте меня; встаньте, уходите, при встрече бросайте на меня презрительные взгляды и предоставьте мне терзаться и мучиться. Ах, друг мой, если бы вы знали, какую власть приобрела над моим сердцем маленькая негодница! Я родился с честными наклонностями; судите сами, как я страдал из-за недостойной роли, до которой унизился. Сколько раз я отворачивал от нее взгляд, чтобы перевести его на вас, мучась предательством ее и своим! Непонятно, как вы этого никогда не замечали…»

Между тем я был неподвижен, как каменный Термин 69; слов шевалье я почти не слыхал.

«Ах, презренный! – воскликнул я. – Как, шевалье! Вы! Вы! Мой друг!»

«Да, я был им и продолжаю быть, так как располагаю секретом не столько своим, сколько ее, который может высвободить вас из пут этой твари. Меня приводит в отчаяние, что вы ничего от нее не добились в возмещение за все свои благодеяния».

(Тут Жак принялся хохотать и свистеть.) Да это же комедия Коле 70«Истина в вине»… – Читатель, ты не знаешь, что говоришь, ты стараешься разыграть умника, а на самом деле ты – глупец. Это вовсе не истина в вине, а как раз наоборот: это ложь в вине. Я сказал вам грубость; очень сожалею и прошу прощения.

Хозяин. Гнев мой постепенно остыл. Я обнял шевалье; он снова сел на стул, облокотился о стол и прижал к глазам сжатые кулаки, не осмеливаясь взглянуть на меня.

Жак. Он был так огорчен! А вы оказались настолько добры, что бросились его утешать? (И Жак снова свистнул.) Хозяин. Я счел наиболее уместным превратить все это в шутку. При каждом веселом замечании смущенный шевалье повторял:

«Нет на свете другого такого человека, как вы; вы единственный в своем роде, я вас не стою. Не думаю, чтобы у меня хватило великодушия и силы простить такую обиду, а вы шутите; это беспримерно. Друг мой, как мне загладить свою вину?.. О нет, это загладить нельзя! Никогда, никогда не забуду я своего поступка и вашего великодушия; эти две черты глубоко запечатлены вот здесь. Одну я буду вспоминать, чтобы презирать себя, другую