Эльза Триоле - Незваные гости

Карлос снова расхохотался, его смех переливался руладами. Глаза маленького Фернандо обычно были прикрыты короткими жесткими черными ресницами, но, когда он их поднимал, в них сверкал серный пламень Испании…

– Это зависит от тебя… – сказал он. – Биография за биографию. Я ведь тоже «результат войны». Но у меня есть родина. Я знаю, что я испанец. Я знаю, кто мои отец и мать. Знаю, где я родился. И я знаю, что я республиканец, разбитый, несчастный… Я был молод, когда началась война, и единственное, чему я успел научиться, – это воевать! И все же я богаче тебя: у меня прошлое – общее с другими людьми. Я воевал, как и ты, но не в Корее, я воевал на моей испанской земле за свою родину, в окопах и засадах со мной рядом были друзья… Если бы ты знал тяжесть ответственности политического комиссара, тяжесть ночей… шерстяного одеяла [10]на плечах… В своих собственных рядах приходилось воевать против головотяпства, анархии, мародерства; против усталости и отчаянья… И все это перед лицом врага… Можешь ли ты понять, что люди, которые собираются здесь на фиесту, неразрывно спаяны, даже если они и раздирают друг друга на части… Нужно быть с кем-нибудь заодно, Карлос, нехорошо, противоестественно жить оторванно от всех.

Каждая ночь, проведенная с Фернандо, открывала Карлосу что-нибудь новое о том, как движется мир. Они каждый вечер собирались сыграть в белот, но никогда не играли. Фернандо передавал Карлосу все свои знания. Разговор шел о войне в Испании, о ней он рассказывал во всех подробностях, она служила примером – тол каплей воды, которая может дать представление об океане. Этот худой, живой, неутомимый, весь собранный человек, чья жизненная сила угадывалась в глазах, этих окнах внутреннего мира, и сейчас продолжал свою работу политического комиссара. В эту ночь он рассказывал о тех, кого одевали, вооружали и вели за собой враги его родины и кто был доволен таким положением вещей. Блокада, оружие, задержанное на французской границе… бомбы над домами, над дорогами и над беззащитными людьми… Голова, разрывающаяся от напряжения, и голые руки…

Глядя на Фернандо и слушая его, Карлос думал, что время не действует как болеутоляющее средство, что ничто со временем не принимает желаемый вид – ни страсти, ни горе… ни «право на жительство иностранца». Вот Фернандо со своими документами эмигранта волей-неволей соглашается на любую работу, жить ведь как-то надо, а профессии у него нет. Карлос тоже докатился до должности ночного дежурного, несмотря на «блестящие успехи» в Филадельфийском университете и знание нескольких языков. Он оказался без документов, с одной только «квитанцией» да апломбом вместо паспорта. У Карлоса не было никакой охоты ходить по коридорам Полицейской префектуры за «удостоверением о праве на жительство» или в Министерство труда за трудовой книжкой. Тем более что он был несовершеннолетним, хотя тщательным образом это скрывал: ему едва исполнилось двадцать лет. Взаимоотношения Карлоса с военной службой были таковы, что он уже больше года жил на неопределенном положении… На что может рассчитывать Фернандо, который говорит по-французски с водевильным акцентом, не владеет никаким ремеслом, не отличается физической силой… Вот оба они и держались за этот отель, где им недоплачивали, но не спрашивали с них других документов, кроме тех, которыми они располагали. Тем не менее у Фернандо вечно были неприятности, он ведь коммунист и партийный работник. Хорошо еще, что его не изгоняют из Франции… Карлос очень любил Фернандо, и ему было больно думать, что у друга опять могут возникнуть неприятности. Как раз об этом и шла речь…

– Уладились твои дела, Фернандо?

– Надеюсь… По правде говоря, мне бы не хотелось угодить ни в «обязательное местожительство» [11], ни в тюрьму, ни просто в лагерь. У меня не такое уж крепкое здоровье, а я еще хочу увидеть Свободную Испанию! Я столько лет провел в тюрьмах да лагерях, что начинаю уставать… Посчитай-ка, сколько я отсидел во Франции, в Испании, в Германии…

– Нам следует быть сильнее их… – сказал Карлос.

Фернандо громко расхохотался в ответ, хотя глаза его не изменили своего обычного страдальческого выражения.

– Браво, – закричал он, – браво! Вот как человек становится революционером: нам следует быть сильнее их! Пойдем на фиесту, Карлос! Пойдем с нами. Научись понимать слово «мы»!… Пойми, что значит «родина».

– Ш-ш, – произнес Карлос. – Не шуми так и не говори мне о родине… Это глупо по отношению ко мне. У меня нет родины… В мире и так довольно вещей, которые можно любить, чтобы не заботиться о том, по какой земле ходишь. Что мне земля? Я люблю звезды, небо, неведомые миры, физику. Я люблю философское превосходство математики, ее неоспоримую истину. Стоит соврать, допустить малейшее отклонение от истины – и сшибка скажется тысячу раз… Как если бы ты случайно принял не то лекарство: организм тотчас же запротестует. Вот что я люблю… Если бы я только мог работать в лаборатории, в обсерватории, если бы у меня было то, что мне необходимо, если бы все не оставалось только отвлеченными выкладками на бумаге, ни опровергнутыми, ни подтвержденными…