Элизабет Боуэн - Учительница танцев

За три минуты до начала занятий в дверях возник администратор отеля и остановился, глядя в сторону рояля. Мисс Пил разбирала ноты; заметив его, она оторвалась от своего занятия.

– Лулу пришел, – шепнула она.

– Вижу, – ответила мисс Джеймс.

Лулу, пылкий и стройный швейцарец, виновато отвел глаза, деловито оглядел зал и добавил света. Мисс Джеймс нахмурилась и, взяв ноты вальса, сделала вид, что изучает их. Вздохнула: до чего же она устала. Еще две девочки скользнули в зал, прошмыгнув мимо администратора. И дверь, качнувшись, тоже тяжело вздохнула.

– Он ушел, – сказала мисс Пил и снова погрузилась в ноты.

– Вижу, – ответила мисс Джеймс.

Без четверти четыре. Обе посмотрели на часы – пора начинать. Учительница отошла от рояля, аккомпаниаторша села за инструмент, поставила ноты «Военного марша»; подтянула браслеты на руках и застыла, не сводя глаз с мисс Джеймс; та стояла в дальнем конце зала и не мигая смотрела в зеркало на противоположной стене.

– Добрый день! – зазвенел серебристый голосок Джойс. Девочки выбежали на середину зала, поправляя платья. – Становитесь для марша! Гризельда ведет… Взялись за юбочки, правая нога вперед, оттянули носок… Начали! Правая, левая – правая – правая – правая – выше подбородок – хорошо! Руки, Филлис… Носок, Джин… Носок, Марджери, – Марджери, как ты идешь… нос-о-о-о-к!

Мисс Пил наяривала «Военный марш». Гризельда – сама безукоризненность, спина прямая, лицо непроницаемое, упруго оттянутый носок вздрагивает от напряжения – провела пятьдесят душ по кругу к середине зала. Здесь они разделились – одни направо, другие налево, – снова встретились, пошли по двое, по четыре и заняли позиции для экзерсисов. Все шло как обычно.

Пять позиций: мелькание ног, прямых как циркули. Первая… вторая… третья… четвертая… пятая! Начало каждой новой позиции возвещал аккорд, оглушительное дребезжание, прорезавшее тишину. Девочки по команде замерли в пятой позиции, и мисс Джеймс поплыла между рядами.

Марджери Мэннинг все делала не так. Эти среды отравляли ей всю неделю. Она твердо знала – мисс Джеймс ее ненавидит. И действительно, мисс Джеймс ее ненавидела. Нелепо одетая девочка, бабушкина внучка. Рыжие локоны тяжело обвисли, как сосиски, и белые банты тоже повисли-, очки все время запотевали от разгоряченного тела, и тогда она ничего не видела вокруг. Марджери ссутулилась, испуганно подалась вперед.. Мурашки побежали у нее по спине, а мисс Джеймс в своем голубом воздушном платье со складками, похожем на чашечку гиацинта, мягко ступая, все ближе подходила к ней.

– Теперь Марджери… Марджери Мэннинг, как ты стоишь?

Они впились друг в друга глазами; все вокруг замерли. Марджери думала: «Она готова убить меня». Мисс Джеймс думала: «Я готова убить ее – прямо сейчас». На ее лице появилось выражение холодной тоски. «Ну-ка, подумай», – сказала она ласково. Девочки впереди обернулись. Марджери посмотрела на свои ноги. Ноги как ноги, не хуже, чем у других; в балетных туфельках-лодочках. Господи, да она стоит в третьей позиции!

– Вот так, – кивнула мисс Джеймс. – Теперь поняла?… Повтори сама… Пожалуйста, музыка. Начали! – Рояль задребезжал карающе, звуки обрушились на Марджери, как топор мясника. – Теперь поняла?

У Марджери были кокетливые повадки хорошенькой девочки, делавшие ее жалкой. Вот и теперь она игриво откинула назад тяжелые локоны, а те ударили ее по спине. Через запотевшие стекла очков она уставилась на мисс Джеймс снизу вверх, как толстенький зверек, попавший в ловушку, – как крыса, которая ни у кого не вызывает жалости.

– Да, мисс Джеймс.

– Постарайся запомнить, – сказала мисс Джеймс и пошла дальше. В ней встрепенулась ее спящая душа, легкое приятное колыхание нарушило бесстрастное оцепенение. На щеках выступил нежный румянец. Она подумала о Лулу, она почти чувствовала себя женщиной.

Перешли к самым изящным экзерсисам – к прыжкам. Мисс Джеймс освободила от них нескольких маленьких мальчиков. Выстроившись рядами, девочки пружинисто подпрыгивали, взлетая вверх, так что мелькали оборки на нижних юбках, взмахивали округленными руками, разводили и сводили их, вскидывали головы. Они будто что-то собирали руками, кидали, ловили, будто разбрасывали вокруг розы. Мисс Пил с мрачноватой бравурностью играла песенку «Куда же, куда пропала моя собачка!».

В каскаде прыжков лучше всех были Гризельда, Лоис и Синтия, Джин Джоунс и Дорис. Их поставили впереди, чтобы остальные видели, как надо выполнять эти упражнения. Марджери Мэннинг казалось, когда танцует какой-нибудь отличившийся счастливчик, то и музыка звучит по-другому, звуки не обрушиваются, как удары топора, а порхают, как легкие перышки, и, покружившись над ним, улетают прочь.