Рональд Харвуд - Одинаковые тени

И мой велосипед стоит у стены и ждет меня, но я сразу его не забираю, потому что еще надеюсь увидеть Нэнси, а она, может быть, в той комнате, где она лечила мне губу и сунула мне язык в ухо. Поэтому я потихоньку иду туда посмотреть и вдруг слышу:

— Джорджи-малыш, ты пришел за велосипедом?

И, друг, я оглядываюсь и пугаюсь пуще прежнего, потому что сзади меня стоит Джанни Гриква.

— Вот твой велосипед, Джорджи-малыш.

Друг, я напуган, сам не знаю почему.

— Малыш, я рад, что ты зашел ко мне в субботу, потому что суббота у меня — большой день, да, друг!

— Я пришел за велосипедом, — говорю я.

— Конечно, — говорит он. — Я это знаю, друг. Я это знаю. Только ты не спеши, хочешь выпить, а? И, может быть, я тебе кое-что покажу, а?

— Послушай, друг, — говорю я, — я только пришел за велосипедом.

— Джорджи, — говорит он, — Джорджи-малыш, тебя надо немножко поучить вежливости. И выключи этот джаз, дружок. Ты просто зашел ко мне, и мы с тобой выпьем.

Друг, я не знаю, зачем я иду за Джанни в ту комнату, где был раньше. И на столах уже лежат скатерти, и вся комната выглядит как-то лучше.

— Какую отраву ты пьешь, друг? — спрашивает Джанни.

— Что ты хочешь сказать? — говорю я.

— Что ты будешь пить, дружок?

— То же, что в прошлый раз, — говорю я, потому что мне правда понравилась та выпивка, хотя от нее я заснул.

И он идет к полкам, достает бутылку и наливает мне.

— Да, сэр. Это хорошая выпивка, малыш, — говорит он. — Дьявольская штука. Впрочем, она не дьявольская, — говорит он и хихикает. — Держи, — говорит он и дает мне стакан, а потом наливает себе из другой бутылки, и я знаю, что это бренди, потому что так пахло от моей матери.

Затем мы садимся за столик, и Джанни Гриква, который одет в шикарный белый костюм, вынимает сигары и говорит:

— Закури, Джорджи, и я, может быть, кое-что тебе покажу.

И, друг, я беру у него сигару, потому что, должен вам сразу сказать, я никогда не курил сигар, а только знаю, что они хорошо пахнут, потому что их курит мистер Финберг. И, друг, этот Джанни Гриква снимает с сигары бумажную ленточку, и разминает ее пальцами, и подносит к уху, и я делаю то же самое, чтобы он не подумал, будто я необразованный зулус.

— Да, мальчик, — говорит он, — кажется, сегодня мы с тобой поговорим о деле, малыш. Конечно.

— У меня нет с тобой никакого дела, Джанни. Да, сэр. Никакого дела. И, друг, вот что еще: когда я пришел сюда, я почувствовал запах европейца. Что это значит, а? Что это значит?

И, друг, он только хихикает, и мне это не нравится.

— Ты острый парень, — говорит он. — Да, сэр, ты острый парень.

— Ладно, — говорю я, — отчего у тебя тут пахнет европейцем?

— Друг, сейчас у нас субботний вечер, — говорит он и так хихикает, что начинает кашлять. И мне это очень не нравится.

Затем он подносит ко мне зажигалку, и тут входят два цветных парня, которых я никогда не видел, и они улыбаются Джанни Грикве как старому знакомому, а он им только кивает и раскуривает свою сигару. А эти парни садятся за столик у двери, и Джанни встает и говорит:

— Прости, Джорджи.

И он идет к полкам, на которых стоит выпивка, и звонит в колокольчик, как миссис Финберг, когда она хочет, чтобы я вошел и убрал со стола грязную посуду. Потом он подходит к двери и включает свет, потому что, как я вам говорил, уже почти совсем темно, и он говорит этим цветным парням:

— Они сейчас придут. — И тут он заводит граммофон и ставит пластинку Элвиса Пресли «Я никто, я всего лишь собака», и эта пластинка мне нравится, и в комнате становится намного уютнее. Но Джанни Грикву что-то беспокоит, и он тихо так говорит:

— Куда подевались эти чертовы девки?

И он опять звонит в колокольчик, а потом выходит в коридор, звонит еще громче и кричит:

— Идите же сюда, черт вас возьми!

И тут он опять подходит ко мне и садится за столик.

— Прости, малыш, — говорит он, и, друг, лучше бы он не звал меня малышом.

И тогда две цветные девушки входят в комнату и сразу начинают танцевать с двумя цветными парнями. И, друг, я должен признать, что это довольно красивые девушки, и на них красивые платья, и пахнет от них хорошо, как редко пахнет от цветных девушек.

И, друг, это чистая правда, одна из этих девушек, та, что покрасивее, смотрит на меня и говорит:

— Друг, это зулус! — и смеется, и я чувствую, что мне пора уносить ноги. Вы должны мне поверить, что эта девушка показалась мне слишком нахальной.

Джанни Гриква на это опять хихикает и говорит: