— Дело не только в этом, просто я со вчерашнего вечера ничего не ел, — объявляет он. — И с удовольствием перекусил бы.
Гримаса боли вдруг искажает его лицо, и на мгновение он замирает, схватившись за живот.
— Что с тобой? — спрашивает Мария.
— Да нет, ничего, — отвечает Мануэль. — Это мой колит. Как понервничаю, так он о себе и напомнит.
Мария чуть хмурится, но и только. Сейчас не время распускать нюни, думать о ничтожных болячках, не время искушать провидение. Ведь погибли же ни за что ни про что их друзья, Аттилио, Фиделия, тысячи других людей, захваченных вихрем событий. А они живы. Три недели назад Мария недорого бы дала за две их жизни, а вот им удалось избежать всего. Через три-четыре дня они перейдут границу. Через неделю будут в Мексике. И всю жизнь будут хранить эти страшные воспоминания. Но они устроятся, найдут работу, поженятся, у них родятся девочка и мальчик…
Мануэль взял Марию за руку и повел в кухню. Она садится рядом с ним. Торжественно, со сдерживаемой радостью она режет хлеб, потом два куска холодного мяса. Глаза ее сияют, полуприкрытые трепещущими ресницами. А ведь совсем недавно Мануэль говорил: «В аду не устроишь себе рая».
Когда Оливье вошел, господин Мерсье пил шоколад — шоколад, «вскипевший семь раз», который потом должен был еще томиться под личным присмотром посла на электрической плитке; прищелкивая языком, он протягивал другую чашку своему приятелю, австралийцу, имевшему какое-то отношение к журналистике, а может быть, даже наблюдателю, негласно направленному сюда Стеклянным домом, официально же он назывался экспертом Всемирного почтового союза, командированным с бернской Вельтпостштрассе для решения некоторых координационных проблем. Анализируя — между двумя глотками шоколада — причины эпидемии убийств, захлестнувшей эту страну и знакомой многим другим странам, патрон и его приятель перебрасывались репликами.
— Запугать и тем самым парализовать — это ясно! — говорил австралиец.
— Ликвидировать проблему, ликвидировав того, кто ее выдвинул, — говорил господин Мерсье.
— До предела озлобить фанатиков, — продолжал австралиец, — превратить их в палачей и тем отрезать им путь к отступлению. Но я все время думаю, а если…
— Вы, как и я, задумываетесь над тем, не являются ли столь частые случаи массовой резни в современном мире чем-то иным, не знаменуют ли они собою что-то новое, что-то вроде массовых самоубийств… Не так ли? Победитель считает, что он отправляет побежденного в ад, и не учитывает того, что Мальтус может пробудить Молоха.
— Если ваша очаровательная гипотеза подтвердится, — вмешался Оливье, привнося струю холода в эту милую атмосферу, — нам предстоят веселые деньки.
Австралиец почти сразу откланялся, и патрон задал свой обычный вопрос:
— Так что вы от меня хотите, Оливье?
Впрочем, он настолько знал все наизусть, что тут же демонстративно заткнул уши.
— Опять о сенаторе, да? — сказал он. — Так вот, я ничего не знаю и знать не хочу… Как же у вас движется дело?
Он наклонился, чтобы лучше слышать, и, пока Оливье докладывал, удовлетворенно кивал: «Так! Так!» И было чему радоваться. За сутки Сельма — она все-таки была меньше на виду и свободнее в передвижениях — со своим другом, чье имя так и не было названо, уладила дело наилучшим образом. Облигации покойного профессора Пачеко были тут же реализованы, и Мария получила не только требуемую сумму, но и коечто сверх того — в общем, достаточно, чтобы доехать до Мексики и перевести дух. Драгоценности останутся у Сельмы, и, вернувшись во Францию, она перешлет их Марии. Женщина, которая будет переправлять Мануэля и Марию через границу, внушает доверие: двое из ее клиентов наконец дали о себе знать. «Друг» не хочет распространяться насчет проводников — говорит лишь, что это ловкие контрабандисты, недостижимые ни для кого, и дает понять, что у них все отработано, начиная с весьма хитроумной автоцистерны и кончая грузовиками с двойным дном, где легко умещается человек. Остается одна трудность: доставка сенатора к месту встречи, в двух километрах от дома.
— Подгримируйте его, — подал мысль господин Мерсье. — Сбрейте ему усы, зачешите назад волосы, наденьте темные очки, грязную рабочую спецовку.
— Я так и собирался, — сказал Оливье. — А что касается… стыковки, так, честное слово, я сам отвезу сенатора! Впрочем, я сейчас же отправлюсь туда, чтобы, не привлекая внимания, изучить те места.
Читать дальше