Жюль Ромэн - Шестое октября

Человек слушал Кинэта, как больной — врача. Только одного и хотел — верить ему, слушаться его. Если больной вставляет замечания, то для того лишь, чтобы побудить врача все принять как следует в соображение, и чтобы направить его непогрешимое знание во все закоулки проблемы.

Кинэт взглянул на часы.

— Ого, скоро семь. А мы совсем не подвинулись вперед.

Он встал.

— Я хотел бы также посмотреть, нет ли чего в последних вечерних газетах.

— Нет, не надо, — живо сказал человек, — не надо!

— Что? Какая нелепость!

— Завтра утром. Я посмотрю это завтра утром. Теперь я не хочу знать. Сегодня ночью они за мной ведь не придут? Ведь не придут же? Я хочу быть спокоен до утра. Хочу спать.

Переплетчик, почти не слушая, рассуждал:

— Семь часов… да, да… погодите… погодите… Я все думаю, не найду ли верного решения… Я выхожу первый. Так. Пользуюсь этим, чтобы поглядеть, какой вид имеет весь этот закоулок, какие тут люди ходят. Покупаю газеты. Да, да, покупаю. Вы не ребенок. Мы встречаемся на… скажем, на площади Отель-де-Виль, на центральной площадке. Я буду прогуливаться читая. Это гораздо менее подозрительно, чем на перекрестке. И больше места. Потом мы поедем трамваем к Орлеанским воротам. Выйдем у церкви в Монруже. Там ведь есть кафе? На углу улицы Алеаия и проспекта? Слева, если идти к воротам?

— Есть.

— Вас там знают?

— Я там никогда не бывал.

— Никаких знакомых вы там встретить не можете?

— С той стороны проспекта — нет.

— Там вы меня ждете. Я отправляюсь в ваши номера. Делаю вид, будто собираю о вас сведения. Больше ничего. Вчера после обеда вы из дому выходили?

— Да.

— Я могу им сказать: «Он явился вчера. Сегодня утром пришел на работу.» Это, пожалуй, и не полное алиби. Но все-таки люди не смогут подумать, что вы могли натворить чего-нибудь в эту ночь; и если их впоследствии станут допрашивать, след этой мысли сохранится у них и они от себя еще что-нибудь прибавят. Я вдобавок ухитрюсь ввернуть, что живу в пригороде, в одном из северных, например. Я выберу лучше всего это направление, вы понимаете почему, и назову какой-нибудь очень большой и людный пригород, на случай, если бы стали разыскивать бородатого хозяина. В то же время я сразу увижу по их ответам, не было ли уже какой-нибудь тревоги…

— Как же так?

— Ну да! Предположите худший случай: на ваш след набрели, приступили к следствию; мало того, агенты уже побывали у вас в номерах. Я уловлю это сразу, по какому-нибудь слову, вырвавшемуся у хозяев, по намеку какому-нибудь, по их лицам. Тогда я не задержусь, вы понимаете. Поспешно вернусь, — и мы обсудим положение. Это будет рекогносцировкой. Если же, наоборот, они просто скажут, с несколько хмурым видом: «Тем лучше, что он нашел работу. Будем надеяться, что он рассчитается с нами». — Я отвечу: «Он как раз и собирался зайти к вам сегодня вечером расплатиться и взять свои вещи». И вы действительно пойдете, через четверть часа. Все будет сразу обделано.

— Но они меня станут расспрашивать.

— Вы будете отвечать как можно туманнее, например: «Это неподалеку от Сен-Дени» или даже: «В северной части города». Вы им уже ничего не будете должны. Или еще так, это лучше: «Не знаю, долго ли я проработаю там. Когда я где-нибудь устроюсь прочно, я вам напишу».

— Как мы с чемоданом поступим?

— Всего проще — такси.

— Но куда же его отвезти? Сюда?

— Дайте подумать. Надо бы совершить путь в несколько приемов. Прежде всего, есть ли в вашем чемодане такие вещи, которые бы вам неприятно было мне показать?

— …Нет… О носках я вам уже говорил.

— В таком случае — вот что: вы скажете шоферу, чтобы он отвез вас на вокзал Монпарнас, это в двух шагах. Сдадите чемодан на хранение. Квитанцию отдадите мне. Завтра утром я возьму чемодан и отвезу его к себе. Если вам какие-нибудь вещи нужны, вы доверите мне ключ, и я вам их доставлю. Когда мы найдем вам убежище надежнее этого, то всегда будет время перевезти чемодан. Так он сделает одним концом меньше, и пусть-ка кто-нибудь потом попробует восстановить его маршрут. Ну, пора. Минуты уходят… Мой пакет мне взять?

Тот поколебался и вдруг заявил, приподняв немного руки:

— Послушайте, я вам должен это сказать. Я — скотина. Нет, право же! Вы столько для меня делаете. Я знаю, что не мог этого предполагать, что, напротив, не доверял вам… Но все-таки.

Кинэт, внимательнее присмотревшись к пакету, заметил, что форма его с утра изменилась. Он стал толще. Бумага горбилась. Веревки утратили симметрию.