Итало Звево - Самопознание Дзено

Главное для Дзено — не быть разоблаченным. Избегать тех докторов, которые могут признать его болезни воображаемыми. И не давать окружающим повода усомниться в своих благих намерениях. По сути, единственный истинный конфликт в психике Дзено — это конфликт между «быть» и «казаться» . Выражение его — страх выдать себя, проговориться, настолько сильный, что даже в минуты полной искренности Дзено опасается: а вдруг он скажет или сделает что-нибудь такое, что скомпрометирует его искренность? Так появляется мотив мнимых «проговорок», еще больше ставящий под сомнение фрейдистские методы анализа психики.

Впервые этот мотив звучит во второй главе. Дзено искренно не желает смерти отца, тем более что с нею исчезает приятная возможность откладывать свое «исправление» все дальше и дальше. Но человечное, по существу, возражение врачу — а нужно ли приводить умирающего в сознание? — вдруг внушает ему страх: ну, как подумают, что он хочет смерти отца. И пощечина, данная ему умирающим, еще больше закрепляет этот страх.

Зато истинной «проговоркой» оказывается женитьба Дзено. Ведь кроме болезни и благих намерений, есть еще один способ камуфляжа: препоручить другому человеку «вдохновлять... на активную, мужественную жизнь, исполненную борьбы и побед». Таким человеком может быть жена, которая, следовательно, должна принадлежать к числу людей противоположного склада. Как бы символом такого рода людей делается для Дзено Мальфенти — «крупный торговец, невежественный и энергичный. Но из его невежества проистекали его спокойствие и сила, и я смотрел на него с завистью и восхищением». «Спокойствие и сила» — буквально те же качества, что привлекли несчастную Амалию к Балли, — Дзено обнаружил потом и в Аде. А когда ему не удалось завоевать Аду, он готов жениться на Альберте и даже на некрасивой Аугусте, лишь бы не отказываться от задуманного приобщения к миру здоровых, спокойных и сильных, или, вернее, от очередного благого намерения, маскируемого «любовью» к Аде.

Но ведь, кажется, к тому же миру принадлежит и Гуидо, а отношение Дзено к нему особенно неоднозначно. Зависть ли это к счастливому сопернику, которому дано то, в чем отказано Дзено? Так может показаться на первый взгляд, и самому Дзено представляется, что этим вызвано его желание сбросить Гуидо с парапета. Но вот выясняется, что Гуидо — всего лишь пародия на «спокойных и сильных», что он сочетает деловую никчемность Дзено с самонадеянным легкомыслием, неразумную любовь к риску — с трусостью. Рядом с ним Дзено может чувствовать свое превосходство, возомнить и показать себя почти таким, каким якобы хочет стать, — этим и объясняются упорство, с каким Дзено работает в конторе Гуидо, денежная помощь, предложенная разоряющемуся родственнику, и биржевая операция, с помощью которой он спасает честь умершего. Пусть разочарование в Гуидо лишь укрепило старую антипатию Дзено, пусть только обычным желанием казаться «хорошим» объясняется предложенная Дзено денежная помощь, но Дзено слишком выгодно контрастное соседство Гуидо, чтобы он желал ему смерти. К тому же и начальный повод его неприязни — «ревность» — принадлежит к числу мнимых, камуфлирующих чувств, как и сама «любовь» к Аде. Поэтому история с перепутанными похоронами, которая свидетельствует, как это кажется Аде и психоаналитику, о затаенной ненависти Дзено к Гуидо, — всего лишь еще одна мнимая «проговорка». Память Дзено подчеркнула ее из вечного страха, как бы не показалось, что он хотел смерти Гуидо, как когда-то — смерти отца, а горячечные обвинения Ады сыграли здесь ту же роль, что прежде — отцовская пощечина.

Последний камуфляж Дзено — это попытка с помощью психоанализа излечиться от своей «никчемности», составляющей сущность всех трех героев Звево. В отличие от «Жизни», в «Самопознании Дзено» как будто бы не дается моральной оценки этого свойства, — во всяком случае, сам Дзено не слишком высоко оценивает его, не вступая в спор с окружающими. Больше того — равнодушие Дзено к жизни нередко оборачивается равнодушием к людям, отъединенность — эгоизмом. И все-таки Дзено симпатичнее автору, нежели Мальфенти или Гуидо. Почему — Звево четко объяснил спустя четыре года после выхода романа: «Зачем желать излечения от нашей болезни? Должны ли мы на самом деле отнимать у человечества лучшее, что у него есть? Я твердо верю, что мой истинный успех, давший мне мир, состоял в том, что я пришел к этому убеждению. Мы живой протест против смехотворной концепции сверхчеловека, какой она была нам навязана (и особенно нам, итальянцам)». Вспомним, что «смехотворная концепция сверхчеловека» в ее опошленном варианте, провозглашенном д'Аннунцио и иже с ним, была официально принята как доктрина итальянского фашизма. Моральная позиция «самоустранения из борьбы» в свете нового опыта — опыта войны, ненавистной Звево, и фашистского переворота, — вновь представляется ему более высокой и правой, даже если это самоустранение Дзено.