Усталые лица приезжих, пыль, осевшая на их ботинках, красноречиво свидетельствовали об утомительно долгом путешествии, о погоне за вожделенными, но – увы! – несбывавшимися мечтами. Они, должно быть, в последние недели немало поколесили по Франции и держались сейчас только последним усилием воли. Но что погнало их, как затравленных волков, из Эльзаса – этого маклер не знал, и в этом была его вторая ошибка.
– Прекрасно, – снова проворчал Жозеф и как-то растерянно взглянул на брата.
Тот поднес руку к груди, к тому месту, где помещается внутренний карман, и медленно начал:
– Наш отец, господин Зимлер – Ипполит Зимлер, владелец суконной фабрики в Бушендорфе, Верхний <���…> доверенность…
Перед ним встали строчки этой доверенности, и голос его дрогнул:
– «Настоящим доверяю моим сыновьям, Гийому и Жозефу Зимлерам, совершеннолетним, заключать и подписывать от моего имени все акты, контракты, договоры и прочие документы касательно найма в аренду фабрики». Снять – не значит купить. «…Заверено в мэрии Бушендорфа 7 июня 1871 года… действовать от моего имени».
– Вы бесчестный человек, господин Габар, вы таскали нас по этой фабрике, хотя отлично знали, что она продается, а не сдается. Цена? Какую цену просят?
Взгляд Жозефа беспокойно перебегал с лица маклера на лицо брата. Габар нагнулся над столом, боязливо следя за движениями Зимлеров, и в свою очередь начал рыться в разбросанных бумагах.
– Не угодно ли посмотреть письмо попечителя? Вот оно – триста пятьдесят тысяч…
Он не договорил. Жозеф оглушительно расхохотался.
– Триста пятьдесят тысяч! – с издевкой в голосе проговорил он. Мысли его путались.
– Но, господа, я простой комиссионер, так сказать – обыкновенный посредник…
– Да замолчите вы! Триста пятьдесят тысяч? Вы, очевидно, смеетесь над нами. Ха-ха-ха! Ведь домишко того гляди рухнет. Ему красная цена десять тысяч франков аренды, двести покупная.
– Не угодно ли взглянуть па письмо? Я ведь простой комиссионер.
– Молчите! Кто вам позволил издеваться над людьми? Сразу же заламываете двойную цену: а вдруг выйдет!
Тут вмешался Гийом:
– Вы-то имеете, по крайней мере, полномочия вести переговоры?
– Брось, – грубо прервал его Жозеф. – Где кодекс? Н-да… Страница… страница… Ликвидация по суду? Верно? Значит, должна быть публичная продажа с торгов. Верно? Должна быть публичная продажа с торгов или нет, я вас спрашиваю? Отвечайте.
Комиссионер поднял на него белесые глаза:
– Да.
– Черт подери! Передайте-ка мне эту папку. Чудесно! Вот он, акт о публичной продаже. А я об этом и не подумал. Взгляни-ка, Гийом.
Гийом ничего не понимал. Жозеф со свирепым видом перелистывал гербовые бумаги, подшитые в папку с наклеенным на переплете планом Лиона и с розовыми ленточками.
– Черт! Черт побери! Решение было вынесено… Ага! Гражданский суд первой инстанции. Чуть было не сваляли дурака! Акт о публичной продаже. Поглядим, поглядим: «Было зажжено положенное количество свечей, и за время их горения никакой надбавки предложено не было…» Так я и думал! Но цена… цена… какая же цепа? Скажи-ка, Гийом, может быть, ты знаешь, по какой цене могла идти эта развалина? Я сам над этим голову ломаю!.. Двести семьдесят пять тысяч, дружок, и ни сантима больше, да только за эту цену ее никто не захотел взять! Мы даем двести тысяч, дорогой мой Габар, включая накладные расходы.
– Невозм…
– Двести тысяч.
– Но, господа…
– Никаких «но». Двести тысяч – и точка. У вас есть доверенность, у нас тоже. Подойдите-ка сюда и распишитесь.
Маклер из глубины кресла воздел к небесам руки:
– Не могу!
– Ну хватит! Вы уже солгали три раза. Не лгите еще в четвертый.
– Акт, подписанный под угрозой…
– А разве я вас вынуждаю? – ехидно спросил Жозеф; он отступил на два шага и с самым простодушным видом воздел руками. – Скажите, пожалуйста, а сколько получает комиссионер?
Габар побледнел.
– Я не понимаю…
– Ложь номер четыре. Сколько вы получаете, господин Габар?
– Вы сами отлично знаете.
– Скажите же!
– Два процента.
– Чудесно! – Жозеф потер руки и рассмеялся таким странным смехом, что брат тревожно оглянулся на него. – Но, мне кажется, я заметил…
Габар машинально прикрыл бумаги рукой.
– Ага! Мы поняли друг друга, господин Габар. Там одно маленькое письмецо. Вы, конечно, позабыли, что оно здесь.
– Это неправда!
Голос Жозефа вдруг окреп:
– Письмо попечителя, просто ответ, там идет речь… о чем это, бишь? Да, о некоем незначительном увеличении установленного куртажа. И забыть такую важную вещь… Неосторожно, особенно при больном сердце.
Читать дальше