Жан-Ришар Блок - … и компания

Господа члены клуба не стали ждать продолжения. Они повернули, как по команде, и, стараясь не убыстрять шага, удалились: они уже достаточно насмотрелись на этот привал дикарей.

И когда шагов через триста господин Лефомбер остановился в снопе лучей, вырывавшихся из дверей кафе, и заявил: «Спокойной ночи, господа! Мне налево», – все почувствовали облегчение оттого, что молчание нарушено, – никто из джентльменов и не подумал оскорбиться тоном, каким были произнесены эти простые слова.

А господин Лепленье вдруг понял, что он недоволен собой; охваченный странным возбуждением, он повернулся к обществу спиной и молча исчез в ночи. До его усадьбы, расположенной у Нантского шоссе, было всего полчаса ходьбы, но никогда еще эта прогулка так не утомляла его. И, сам не понимая, откуда у него вдруг такая тоска, он с облегчением запер за собой высокую садовую калитку.

Дядюшка Блюм присоединился к Зимлерам спустя два дня. Он приехал с первой партией бушендорфских рабочих, чьи немудреные пожитки завалили все помещения первого этажа.

А Зимлеры пока что не теряли времени. На следующий же день по приезде Гийом вскочил с постели в шесть часов утра, – его разбудил отрывистый рев гудка, созывавший первую смену. За окнами еще стоял мрак. Гийом с трудом освоился в непривычной обстановке – незнакомые гардины, незнакомый коврик у постели, незнакомый, холодный запах затхлости. Но он тут же вспомнил: Эльзас, маленькая белая фабричка, укрытая каштанами, остались там, далеко, а сам он вот здесь, на бессолнечном Западе, в жалком номере гостиницы.

Он нащупал в темноте подсвечник, зажег свечу и оделся при ее тусклом свете, щелкая от холода зубами. Над фаянсовым тазом с выщербленными краями висело вместо трюмо маленькое круглое зеркальце в облезлой рамке красного дерева. Он мельком увидел знакомое выражение, и все его существо внутренне забастовало. Пусть даже у Гийома Зимлера такое изможденное лицо, как имело смелость утверждать зеркало, – три спокойных вздоха, поднявшие его грудь, явно доказывали, что здесь верят в будущее и умеют справиться с настоящим. А после бритья никто бы не подумал, что вся ночь прошла у него в борьбе с силами тьмы и во внезапных пробуждениях, когда он вскакивал, стараясь успокоить жалобы плачущих детей, одолеваемых кошмарами.

Он встретился с Жозефом на пороге гостиницы. Рука младшего брата нашла в потемках руку старшего и молча пожала ее.

Впрочем, их подняла с постели скорее сила привычки. Еще не для них ревели фабричные гудки. Они вышли на улицу и присоединились к заспанным, вялым людям, которых, партия за партией, поглощали фабричные ворота.

Застучали станки, вспыхнул свет, масляные лампы с желтыми медными резервуарами скупо освещали застекленные проходные будки, где сторожа пересчитывали рабочих. И когда, опередив последнюю кучку людей перед последней дверью, они увидели безмолвный призрак своей фабрики, они почувствовали, как вновь зарождается в них знакомая горячка действия. А раз начавши, они уже не прекращали работы.

В одиннадцать часов утра явился с визитом Булинье. Маленький торговец шерстью с самым рассеянным видом и как бы случайно столкнулся с Зимлерами на пороге их фабрики. Он рассказал эльзасцам о вчерашнем заседании клуба ворчливым тоном, в котором слышалось дружеское сожаление.

Из рассказа Булинье, который немало удивил бы двадцать семь выхоленных джентльменов, явствовало, что торговец шерстью всей душой защищал интересы Зимлеров. В сущности, для того все и рассказывалось.

Булинье дорого бы дал, чтобы узнать, что думали эти люди о вчерашнем своем провале. Но ему пришлось удовольствоваться двумя-тремя незначительными фразами.

Когда на углу улицы выросли, а затем приблизились к воротам фабрики силуэты Ипполита и Миртиля, Булинье поклялся, что у них-то он выпытает все, что требуется. Он поздоровался со стариками и вторично повторил свой рассказ. Его выслушали молча, с чрезвычайным вниманием. Булинье предпочел бы не видеть взгляда молодых Зимлеров, которые не особенно любезно смотрели поверх его головы. Но хитрость Булинье не удалась, ибо Гиппопотам к концу рассказа поднял голову и произнес своим жирным голосом:

– Что ж, на здоровье. Каждой собаке кажется, что ее конура – дворец. – И проплыл мимо, не удостоив Булинье взглядом. Но такие, как Булинье, не уходят, не получив заказа.

Зимлеры нуждались в Булинье, так как в Вандевре им еще не открыли кредита. Булинье знал это обстоятельство и пользовался им. Зимлеры тоже знали, что он понимает их положение. И обе стороны как нельзя лучше разыграли свои роли.