Он сидел, сгорбившись за рулем, и говорил, глядя в пространство перед собой.
— Не надо напоминать, кому сейчас плохо, мистер Ледбиттер, — попросила Констанция. — Мне это очень тяжело слушать, уверяю вас.
— Не волнуйтесь, — сказал Ледбиттер. — Этот человек не заслуживает таких эмоций, с ним можно не церемониться. Но если она когда-нибудь обо всем узнает... нет, не то... в общем, вы расскажете ей, что письмо послал я?
— Конечно, нет, — поспешила успокоить его Констанция. — Зачем? Тем более что мы вряд ли с ней увидимся.
— Это я с ней больше не увижусь, — заговорил Хьюи, к которому только теперь вернулся дар речи. — Но ты-то тут при чем, Констанция? Что тебе мешает продолжать с ней общаться? Она же не знает, что именно из-за тебя рухнул... А кроме того, я думаю, ты просто обязана рассказать про письмо.
— Зачем? — удивилась Констанция.
— Чтобы она не подозревала тех, кто к этому не причастен. Или, если угодно, чтобы она подозревала тех, кто к этому причастен, — мстительно добавил он.
— Я ничего говорить не буду, — сказала Констанция.
— В таком случае это сделаю я. Увидеться с ней мне не удастся, но я напишу ей о... о многом. И тогда все встанет на свои места.
— Вы хотите ей все рассказать? — спросил Ледбиттер.
— А почему бы нет? Пусть знает, кто ее враг, и остерегается его.
— Враг? — переспросил Ледбиттер. — Это я-то враг?
— Только враг мог послать ей такое письмо.
— Я ей не враг, — с презрением бросил Ледбиттер.
— Так поступают только враги. Если вы ей не враг, то зачем же написали письмо?
— Потому что... — начал было Ледбиттер. — Потому что.... Да ладно, все равно вы мне не поверите.
— Мы постараемся, — сказал Хьюи.
— Мне очень хочется, чтобы хоть кто-нибудь знал, почему я так поступил, — задумчиво проговорил Ледбиттер. — Мне бы очень хотелось рассказать об этом — но только не вам. По правде говоря, про это должен знать только один человек... Один-единственный. На остальных мне плевать — и на вас в том числе. Пусть все думают, что я не собирался причинять ей зла. И если она об этом никогда не узнает, то, значит, все было напрасно. Значит, и жить не стоит...
— Послушайте, — перебил его Хьюи. — Давайте потолкуем об этом после обеда. И вообще, куда вы нас завезли? Почему мы едем куда-то в гору? Вы представляете себе, где мы находимся?
— Не очень, — честно признался Ледбиттер. — Как-то раз она сказала: «Если вы очень хотите что-то сказать людям, не откладывайте, потом будет поздно и несказанные слова испортят вам жизнь, как это случилось со мной». Тогда это меня даже насмешило. Я подумал: ну что я могу сказать людям, кроме: «Куда ехать?» и «Приехали!». Но теперь все изменилось. Теперь мне необходимо сказать ей что-то очень важное, только язык не поворачивается. И если вы расскажете ей, что письмо послал я, и не объясните, почему я это сделал...
— Откуда же нам знать, почему вы это сделали? — проворчал Хьюи. — Вы нам ничего не говорили.
— Я сделал это, потому что... нет, не могу... Она не поймет... она обидится. Но обещайте мне одно.
— Что именно? — буркнул Хьюи.
— Обещайте, что не скажете ей, кто послал письмо.
— Ничего я не буду обещать! Отстаньте! — взорвался Хьюи. — Сначала впутали нас черт знает во что, а теперь в кусты?! Не выйдет! Да и не все ли равно, что она о вас подумает? И вообще, кто вы такой? Работник по найму!
— Ах, вот, значит, как? — вскипел Ледбиттер. — По найму? Ну да это в последний раз.
Его вдруг охватило невероятное отвращение к тому, что он так ценил всю свою жизнь. Он нажал на педаль акселератора. Машина рванулась вперед. Уже совсем стемнело: дома по правой стороне напрочь заслоняли собой остатки уходящего света. Сумерки сгущались и в сознании водителя. Он мало что видел и соображал, и, когда перед машиной замаячило дерево, и сам бы не смог объяснить, почему даже не попытался свернуть. Только в самый последний момент, когда стало ясно, что аварии не миновать, он обернулся назад и отчаянно прокричал: «Скажите леди Франклин, что я...
На пустынной, тускло освещенной улице стояла машина, неподвижная, как и дерево, в которое она врезалась. Сзади целая и невредимая, спереди она превратилась в груду причудливо искореженного металла, сильно напоминая собой современную скульптуру-аллегорию «Смертельная агония». Через некоторое время появился прохожий и, бросив на нее взгляд, застыл в отдалении, к нему присоединился другой, третий... Когда же собралась толпа, любопытство победило страх, и они подошли вплотную. Шофер лежал, упав головой на руль.
Читать дальше