Жена помирает — ура!
Жена помирает — ура!
Жена помирает —
Смех разбирает...
Ледбиттер вдруг замолчал. Ему было совсем не до смеха, и он был по горло сыт своей свободой, несмотря на то, что благодаря ей он теперь не испытывал недостатка в деньгах.
Деньги у него, что и говорить, водились. Количество заказов медленно, но верно увеличивалось, и до того самого благополучия, о котором он совсем недавно мог лишь мечтать, было, казалось, рукой подать. Разумеется, случались и простои, но в иные дни на него трудилось еще трое-четверо шоферов. Однако, как и предупреждала леди Франклин, с успехом пришли и новые сложности. Например, его нередко подводили те шоферы, кому он передавал клиентов, которых по тем или иным причинам не мог обслужить сам: если у них появлялся заказ повыгодней, им ничего не стоило отказать Ледбиттеру. Он быстро перестал удивляться такой необязательности своих коллег и относился к их выходкам как к неизбежности, из-за чего, впрочем, все время находился в напряжении. Постоянных, а также особенно выгодных клиентов он, естественно, старался обслуживать лично. Они же, в свою очередь, быстро к этому привыкали и могли устроить ему сцену, если вместо себя он присылал кого-то другого, ну а если этот другой так и не появлялся, разражался самый настоящий скандал. Наглые сволочи — иначе их и не назовешь. Им было плевать, что он часами маялся, ожидая, пока они не соблаговолят появиться, но Боже упаси ему опоздать хотя бы на пять минут. О женщинах и вовсе не приходилось говорить: пытаясь задержать его сверх оговоренного времени, они не могли, а точнее, не желали понять, что у него есть и другие заказы.
Сталкиваясь со всем этим изо дня в день, он привык и не роптал. Во всяком случае, так было до самого последнего времени. Но теперь с увеличением заработка возросла и усталость. Себя он подвергал такой же жестокой эксплуатации, что и свою машину, и не давал себе никаких поблажек. Впрочем, к машине он проявлял больше снисходительности: наездив очередные пять тысяч миль, он ставил ее на профилактический ремонт. Здоровье машины волновало его куда больше, чем свое собственное. Раньше он делал примерно девяносто миль в день, теперь же сто двадцать, а то и больше. Когда он не спал, он сидел за рулем. Он и в мыслях не держал устроить себе свободный вечер, и по сути дела его единственным контактом с внешним миром, единственным его развлечением было радио. Он ел, где придется и как придется, и уже забыл, когда в последний раз обедал дома. О своей усталости он догадывался хотя бы потому, что время от времени некоторые сердобольные, хоть и несведущие в его делах клиенты начинали охать и ахать начет того, как он плохо выглядит. Впрочем, в своей основе он был настолько здоровым человеком, что не ощущал никаких явных признаков недомогания и считал усталость капризом, слабостью, на что, как ему казалось, он не имел права. Вести себя иначе означало бы изменить собственным принципам и тем самым перестать себя уважать. Не подозревая, какой тяжкой пошлиной обложило его организм постоянное переутомление, он пускался на разные хитрости, чтобы обмануть себя. Бреясь, он старался не смотреть в зеркало, чтобы не увидеть предательских кругов под глазами, и сосредоточивал внимание на том, что могло подтвердить справедливость его отношения к себе как к абсолютно здоровому человеку. Он очень гордился своей способностью засыпать и просыпаться в любое время дня и ночи, полагая это отличной компенсацией за хроническое недосыпание. «Я могу выспаться хоть на проволоке», — говорил он с усмешкой.
Семена, что посеял в нем материальный успех, стали давать всходы. Мужчины уважают друг друга за деловые качества — наблюдая, как строят свою карьеру окружающие, они охотно комментируют их победы и поражения. Ледбиттер видел отражение своих успехов на лицах собеседников, которые не скупились на похвалы: «Молодчина! Сколотил капиталец!» Особенно показательным в этом смысле был банк. Еще совсем недавно он входил туда с видом воришки, которого вот-вот схватят за шиворот, а клерки смотрели на него как на пустое место, теперь же все переменилось. Появляясь в банке, он неизменно чувствовал себя хозяином положения. Ему улыбались все, в том числе и управляющий, когда Ледбиттер обращался к нему за консультацией. «О чем речь, старина!» — говорил он, источая дружелюбие, а провожая его, кланялся чуть не в пояс.
Случилось то, что и должно было случиться, внушал себе Ледбиттер. Кто, как не он, заслужил успех! Ради успеха он пожертвовал многим — и добился своего.
Читать дальше