Форма на Миссисипи! Это настолько неожиданно, что перекрывает все остальные перемены вместе взятые. И еще удивительнее то, что форменную одежду не ввели пятьдесят лет тому назад. Это настолько целесообразно, что надо было подумать об этом раньше. Ведь в течение пятидесяти лет наивный пассажир, который хотел о чем-нибудь справиться, принимал помощника капитана за повара, а самого капитана — за парикмахера, и здорово ему за это доставалось. Теперь его неприятности окончились. Необычайно выиграет и вид пароходной команды, это — преимущество реформы в одежде.
Прошли излучину у Кейп-Джирардо. Ее обычно называли «Лоцманская лука»; идти легко, воды всегда много; здесь чуть ли не единственное место по верхнему течению реки, где новому «щенку» позволяли самостоятельно вести судно при спаде воды.
И Фивы, у начала Великой гряды, и Коммерс, в конце ее, я узнал без труда, потому что они мало изменились. И гряду я тоже узнал, что вполне естественно: ведь это гряда подводных камней, удачно поставленных так, чтобы ловить и разбивать пароходы в бурные ночи. Немало трупов кораблей похоронено там, их и не видно; в их числе и мой первый знакомец — «Поль Джонс»: он пропорол себе дно и утонул, словно разбитый горшок, — так сказал мне историк — дядюшка Мэмфорд. Он объяснил, что на борту парохода имелась серая кобыла и проповедник. Мне это обстоятельство, разумеется, вполне объяснило причину несчастья, да и дядюшке Мэмфорду тоже. Он еще добавил:
— Но есть много невежд, которые готовы смеяться над этими вещами и называть их предрассудками. И заметьте — это всегда люди, которым не приходилось путешествовать ни с серой кобылой, ни с проповедником. Я раз сделал рейс в такой компании. Мы сели на мель у Кровавого острова; мы сели у «Повешенной собаки»; мы сели как раз ниже этого самого Коммерса; мы налетели на «Бобровую плотину»; мы ударились о худший из обломков кораблей за Гусиным островом; у нас в драке был убит грузчик; мы прожгли котел, сломали вал, потеряли трубу и пришли в Каир с девятью футами воды в трюме, — может, больше, а может, меньше. Я все помню, точно это было вчера. Команда голову потеряла от страха. Они выкрасили кобылу в синий цвет, когда город показался в виду, и выбросили проповедника за борт, а то бы мы совсем не добрались. Проповедника выловили и спасли. Он сам признал, что виноват во всем. Я все помню, точно это было вчера.
Что такая комбинация — проповедник и серая кобыла— приносит несчастье, кажется странным и на первый взгляд невероятным; но факт этот подтверждается таким множеством неопровержимых доказательств, что сомневаться в нем — значит идти против здравого смысла. Я сам помню случай, когда капитана предупреждали все его друзья, чтобы он не брал на борт серой кобылы и проповедника, но он настоял на своем, несмотря на все разумные доводы; и в тот же день, — а может быть, и на следующий (многие говорят что именно на следующий, но я-то уверен, что это было в тот же день), он напился, упал в люк, и домой принесли его труп. Это абсолютная правда.
От Шляпного острова нынче не осталось и следа, все до кусочка унесено водой. Я даже не помню, в какой части реки он был; помню, что где-то между Сент-Луисом и Каиром. Плохое это было место когда-то — и вокруг Шляпного острова и вблизи него. Один фермер, который жил там, на иллинойсском берегу, рассказывал, что двадцать девять пароходов сложили свои косточки перед самым его домом. Между Сент - Луисом и Каиром почти на каждую милю приходится одно разбитое судно — всего до двухсот погибших пароходов.
За Коммерсом я увидел большие перемены. «Бобровая плотина» сейчас стояла посреди реки, и от нее шла порядочная отмель; раньше она была у самого берега и суда ее огибали. Большой остров, лежавший совсем посреди реки, отодвинулся к миссурийскому берегу и суда к нему даже не подходят. Остров под названием «Пиджачная выкройка» весь обкромсан и обречен на скорое уничтожение. Гусиный остров совсем исчез кроме небольшого клочка величиной с пароход. Страшное «Кладбище», где мы пробирались так медленно и осторожно среди бесчисленных затонувших судов, теперь далеко в стороне от фарватера и никому не страшно. Один из островов, носивших название «Две сестры», совершенно исчез, а другой, находившийся у иллинойсского берега, перекочевал теперь к миссурийскому берегу и прочно с ним сросся. Нужен очень острый глаз, чтобы разглядеть место соединения; но этот остров является иллинойсской территорией, и жители должны переправляться на другой берег чинить иллинойсские дороги и платить иллинойсские налоги — довольно странное положение вещей!
Читать дальше