Я была в Цинциннати, когда эта книга вышла, но только в июле 1830 года я смогла ее достать. Один книготорговец, у которого я ее спросила, сказал мне, что у него было несколько экземпляров, пока он не понял, какого характера эта книга, но после того как он ознакомился с нею, ничто не заставит его продать хоть один экземпляр. Но, очевидно, другие лица его профессии были не столь щепетильны: книгу читали в городах, больших и малых, в деревнях и поселках, на пароходах, в дилижансах, и такой непрестанный воинственный вопль стоял по этому поводу, какого, на моей памяти, никогда еще не приходилось наблюдать.
Горячее желание похвалы и некоторая деликатная обидчивость при критике, по-моему, всегда считались хорошими чертами характера; но то состояние, в которое произведение капитана Холла повергло всю республику, ясно показывает, что эти же чувства в преувеличенном виде доводят до пристрастности, граничащей с глупостью.
Было совершенно поразительно слышать, как люди, которые в других вопросах обладают ясным умом, высказываются по этому поводу. Я никогда еще не видела примера, чтобы чувство здравого смысла, обычно проявляющееся в критических суждениях всех наций, так было бы отброшено страстью. Я уж не говорю об отсутствии справедливости и честного, благожелательного толкования, — этого нечего было и ждать. Некоторые нации зовут тонкокожими, но тогда жители Соединенных Штатов просто совсем лишены кожи: они жалуются на малейшее дуновение ветерка, если только оно не напоено восхищением. Ничего странного, следовательно, не было в том, что к резким, непримиримым суждениям путешественника, к которым, как они знали, будут прислушиваться, они отнеслись с таким раздражением. Самым необычайным во всей этой истории была, во-первых, невероятная ярость, в которую они приходили, и во-вторых, те совершенно ребяческие выдумки, которыми они собирались отплатить за несправедливую, по их мнению, строгость, с какой к ним подошли.
Не довольствуясь заявлением, будто во всей книге от начала до конца нет ни единого слова правды (а это утверждение я слышала, как только заходил разговор об этом издании), вся страна стала выяснять, почему капитан Холл посетил Соединенные Штаты и почему он выпустил свою книгу.
Я слышала, как люди утверждали с такой серьезностью и уверенностью, словно получили эти сведения из официальных источников, что капитан Холл был послан британским правительством специально, чтоб охладить растущее в Англии преклонение перед формой правления Соединенных Штатов, что он приехал по казенному заданию и что только по приказу свыше он нашел множество недостатков.
Я повторяю: здесь не сплетни какой-нибудь кучки пристрастных людей, — нет, я уверена, что таково мнение очень значительной части населения страны. Эти удивительные люди глубоко убеждены, что с ними невозможно встречаться, не восхищаясь ими, так что даже не допускают мысли, будто кому-нибудь, при всей его честности и искренности, могут не понравиться они сами или их родина.
Большинство американских журналов, по-моему, хорошо известно в Англии, поэтому я не стану их цитировать здесь; но мне иногда казалось странным, почему ни одному из них не пришло в голову перевести проклятие по адресу Обадии на классический американский язык; проделай они это, подставив в скобках (он, Бэзил Холл) соответственно вместо (он, Обадия), они избавили бы себя от многих хлопот.
Я не могу описать, с каким любопытством я взялась наконец за чтение томов, вызвавших такой ужас, и совсем не умею передать, как я была поражена их содержанием. Сказать, что я во всем произведении капитана Холла не нашла ни одного преувеличенного утверждения, еще недостаточно. Человек, который знает эту страну, не может не заметить, что капитан Холл добросовестно выискал все, что можно похвалить, чем можно восхищаться. Когда он хвалит, он делает это с явным удовольствием, а когда говорит о недостатках, то с явным неудовольствием и сдержанностью, исключая те моменты, когда из чисто патриотических побуждений он откровенно говорит о том, что, по его мнению, должна, себе на благо, знать его родина.
Капитан Холл видел Америку в наиболее благоприятном свете. Он был, разумеется, снабжен рекомендательными письмами к самым высокопоставленным лицам, а его собственная репутация служила ему еще более влиятельной рекомендацией; поэтому его принимали от одного конца Соединенных Штатов до другого на самый пышный и блестящий манер и лад. Он видел страну в полном параде, и у него почти не было возможности судить о том, какой она бывает, когда она не прибрана, не умащена, не начищена до блеска, не было случая видеть все ее недостатки, как видели их слишком часто я и моя семья.
Читать дальше