Эмманюэль Бов - Холостяк

В этот момент мсье Морэн в свою очередь проник в салон. С протянутой рукой, он подошел к мадам Бофорт и, в момент, когда та подала ему свою руку, вместо того, чтобы ее пожать, вкрадчиво погладил.

— Как поживаете, дружочек? А ваша очаровательная лодыжка?

Затем, поворачиваясь к Бригитте:

— Ну что, мадам, вы привыкаете к нашим краям? Вы посетили, как я вам посоветовал, Океанографический музей? Не правда ли, это чудо? Расставшись с вами, я жалел, что не повел вас сам. Я лично знаком с князем, который был рад бы собственноручно показать нам все эти чудовищные красоты, которые он привез из своих путешествий.

Затем, заметив Гиттара:

— Мсье, конечно же, согласен со мной?

Гиттар в знак согласия кивнул головой, но размышлял о словах, произнесенных Морэном: "Я жалел, что не назначил вам встречи" и думал: "Это приманка. Он не хочет пугать мадам Тьербах тем, что сразу пойдет ее провожать. Он слишком хитрый. Благодаря этому, у него сейчас появится возможность больше не жалеть о своей забывчивости". И с глубокой радостью отметил он, что молодая женщина не придавала никакого значения его сожалению. Между тем, чтобы не выглядеть ревнивым или раздосадованным, Гиттар включился в беседу:

— Но мадам, несомненно, пробудет в наших краях достаточно долго, чтобы иметь возможность сходить туда снова.

— Я там еще не была.

Тогда, перебивая всех, Морэн подхватил:

— Отлично! Чтобы эта нерадивость послужила вам на пользу, мы завтра же вместе туда пойдем.

Оба мужчины, которые так долго ухаживали за мадам Бофорт, больше не вспоминали о ней. Ее, к тому же, это, казалось, нисколько не смущало. Затмение, которому ее невольно подвергла мадам Тьербах, оставляло ее безразличной. Напротив, она видела в этом подтверждение своей власти, поскольку прекрасно знала, что достаточно было одного ее слова, чтобы все прекратилось. Между тем, это безразличие, которое она выражала к этим двум мужчинам, было настоящим лишь по отношению к Морэну. В том, что касалось его, ее позиция была ясна. Она представила его молодой женщине, поощряя его ухаживания за ней, убеждая его, что Бригитта была тем, что ему было нужно. Она забавлялась построением всей этой истории, чтобы развлечься, и она все еще чувствовала себя полновластной. Но в том, что касалось Гиттара, было по-другому. Начать с того, что ей показалось странным его молчание на протяжении многих дней. С другой стороны, рассказы Пенне раскрыли ей глаза, и хотя она не имела к нему ни малейшей склонности, она находила оригинальным с его стороны ухаживать за ней в то же время, когда он пытался соблазнить мадам Пенне. Уже все это вызывало в ней плохое расположение к нему. Но что переполнило чашу, так это то, что ему, без малейшего поощрения с ее стороны, тогда как она дала понять, что Бригитте нравилось общество Морэна, хватило спеси, после того посмешища, на которое он себя выставил, начать снова, полагая, что никто не замечал его маневра. В то время, как она так думала, Гиттар, ни о чем не подозревая, продолжал соперничать с этим Морэном, которого ненавидел столь заметно, что всех этим смущал. Поскольку тот с излишним пылом обращался к мадам Тьербах, мадам Бофорт сказала ему:

— Но вы заставите ревновать мадам Пенне, если будете так продолжать.

Затем, обернувшись к Бригитте:

— Вы помните мадам Пенне? Не правда ли, она восхитительно красива?

Поскольку мадам Бригитта, которая была столь сдержана вначале, расхрабрилась, как только гостей стало больше. Поначалу, Гиттар никак не отреагировал. До сих пор он полагал, что никто ничего не замечал, но по этой атаке он ясно почувствовал, не то, что в его душе читали, но что его ревновали. Он был из тех людей, которые не могут поверить в то, что их маленькие секреты могут быть разгаданы. Таким образом, в выпаде мадам Бофорт он разглядел некоторую досаду за то, что он больше ей не занимался и был этим польщен. Гюг Морэн, как человек, уважавший правила игры, отступил от схватки, не преминув выразить своему сопернику глубокого презрения, какое вызывал у него такой плохой игрок. И Гиттар, гордый, опьяненный тем, что ему казалось успехом, не понимал, что он досадно заблуждался. Так, слова мадам Бофорт, вместо того, чтобы вернуть его к реальности, еще больше ободрили его, словно, бросая ему в лицо имя мадам Пенне, ему хотели навредить с молодой немкой. Он не понял того, что его скорее упрекали за желание соблазнить всех женщин.

Но мадам Тьербах, желавшая, как всякий истинный новичок, невинно нравиться всем, заметив смущение, которое вызвал тот интерес, что она сочла нужным выказать Гиттару, отступила. Мадам Бофорт сказала Морэну в сторону: