Висенте Бласко - Рассказы - 1

Власть ея была такъ велика, что даже Луисъ чувствовалъ вліяніе жены вокругъ себя, видя что кабинеты мняются, а онъ все остается на своемъ мст. Страхъ передъ жизненною борьбою заставилъ его примириться съ этимъ положеніемъ, въ которомъ онъ чуялъ скрытую руку Энрикеты. Будучи одинокимъ и обреченнымъ на трудъ для добыванія средствъ къ жизни, онъ чувствовалъ тмъ не мене стыдъ жалкаго, несчастнаго человка, единственная заслуга котораго состоитъ въ томъ, что онъ супругъ красивой жены. Смлости и энергіи у него хватало только на то, чтобы удирать отъ жены, когда та встрчалась ему случайно, дерзко сіяя своимъ безстыдствомъ и преслдуя его изумленнымъ взглядомъ, въ которомъ исчезала гордость красавицы.

Однажды къ нему явился старый и робкій на видъ священникъ, тотъ самый, что сидлъ теперь рядомъ съ нимъ въ экипаж. Это былъ исповдникъ его жены. Ея выборъ былъ очень удаченъ:- священникъ былъ добродушнымъ и недалекимъ господиномъ. Когда онъ сказалъ, кто его послалъ, Луисъ не сдержался. — Эта… и у него вырвалось крупное ругательство. Но славный старичекъ былъ невозмутимъ и, словно боясь забыть выученную наизусть рчь, если не произнесетъ ее сейчасъ же, заговорилъ о кающейся Магдалин и о Господ Бог, который простилъ ей, какъ ни тяжелы были ея прегршенія; затмъ батюшка перешелъ къ простому и естественному стилю и разсказалъ о переворот, происшедшемъ въ Энрикет. Она была больна и почти не выходила изъ своего особняка. Внутренняя болзнь подала ее — ракъ, изъ за котораго приходилось постоянно длать впрыскиваніе морфія, чтобы она не теряла сознанія и не кричала отъ жестокой боли. Несчастіе заставило ее обратиться къ Богу; она раскаялась въ прошломъ и хотла повидать мужа…

А онъ — трусъ — запрыгалъ отъ удовольствія, услышавъ это; слабый человкъ былъ въ восторг, что судьба отомстила за него. Ракъ!.. Проклятый органъ гнилъ внутри нея, убивая ее еще при жизни. Что же, она попрежнему красива, неправда ли? Какая пріятная месть! Нтъ, онъ не пойдетъ къ ней. Напрасно приводилъ батюшка доводы въ ея оправданіе. Онъ могъ являться, сколько угодно, и разсказывать объ Энрикет; это доставляло Луису большое удовольствіе. Теперь онъ понималъ, почему люди такъ скверны.

Съ тхъ поръ священникъ сталъ навщать Луиса почти каждый вечеръ и разсказывать объ Энрикет, покуривая сигары, а иногда они выходили вдвоемъ гулять въ окрестностяхъ Мадрида, какъ старые друзья.

Болзнь быстро прогрессировала. Энрикета была уврена въ томъ, что умираетъ, и желала повидать мужа, чтобы вымолить у него прощеніе, прося объ этомъ тономъ капризной и больной двочки, которая требуетъ игрушку. Даже т_о_т_ъ человкъ, сильный покровитель, покорный, несмотря на свое всемогущество, умолялъ священника, чтобы онъ привезъ въ особнякъ мужа Энрикеты. Добрый старикъ съ жаромъ говорилъ о трогательномъ раскаяніи сеньоры, признавая, впрочемъ, что проклятая роскошь, погубившая уже немало людей, продолжала еще властвовать надъ нею. Болзнь приковывала ее къ дому; но въ минуты спокойствія, когда гадкія боли не доводили ее до безумія, она просматривала каталоги и модные журналы изъ Парижа, отправляла туда заказы своимъ поставщикамъ, и рдкая недля проходила безъ того, чтобы не присылали ей картонокъ съ послдними новостями — платьями, шляпами и драгоцнностями; Энрикета разсматривала и вертла ихъ въ рукахъ въ запертой спальн, и посл этого вещи попадали куда-нибудь въ уголъ или засовывались навсегда въ шкафъ, какъ ненужныя игрушки. За вс эти капризы платилъ тотъ, другой, желавшій только видть улыбку на устахъ Энрикеты.

Постоянные разсказы священника постепенно посвящали Луиса въ жизнь жены; онъ слдилъ издали за теченіемъ ея болзни, и не проходило дня, чтобы онъ не соприкасался мысленно съ существомъ, отъ котораго отдалился навсегда.

Однажды вечеромъ священникъ выступилъ передъ нимъ особенно энергично. Жена его доживала послдніе дни и требовала мужа настойчивыми криками. Онъ совершалъ преступленіе, отказывая умирающей въ исполненіи послдней просьбы. Священникъ чувствовалъ себя способнымъ свести его къ жен силою. Твердая воля старика побдила; Луисъ покорился и слъ съ нимъ въ карету, мысленно ругая себя, но не имя силъ отказаться… Трусъ! Трусъ, какъ всегда!

Онъ прошелъ вслдъ за черною рясою черезъ садъ особняка, на который онъ часто поглядывалъ прежде съ ненавистью изъ сосдней аллеи… Теперь онъ не испытывалъ ни ненависти, ни страданій, а только живое любопытство человка, который прізжаетъ въ незнакомую страну и предвкушаетъ все интересное, что увидитъ тамъ.