Висенте Бласко - Рассказы - 1

Эти листья никогда не падали. Двочка подозрвала, что это можетъ быть глупость, но ея стремленіе ко всему чудесному пробуждало въ ней надежды, и, подобно человку, ищущему исцленія у чудотворнаго образа, бдная двочка проводила краткія минуты отдыха у подножія пальмы, защищавшей ее тнью своихъ острыхъ листьевъ.

Тамъ провела она лто, глядя, какъ солнце, не грвшее ее, поднимало пары отъ земли, точно желая вырвать цлый вулканъ изъ ндръ ея. Тамъ застали ее первые осенніе втры, срывавшіе сухіе листья. Она длалась все печальне и худе, и слухъ становился такимъ чуткимъ, что она слышала самые отдаленные звуки. Блыя бабочки, порхавшія вокругъ ея головы, прилипали крылышками къ ея лбу, смоченному холоднымъ потомъ, точно желая увлечь ее въ иной міръ, гд цвты рождаются сами, не вбирая въ благоуханіе и яркія краски ничего отъ жизни тхъ, кто ухаживаетъ за ними.

Зимніе дожди не застали уже двочки. Они пролились на согнувшуюся спину старика, работавшаго попрежнему съ лопатою въ рук и съ опущеннымъ въ землю взоромъ.

Онъ покорялся судьб съ равнодушіемъ и отвагою покорной жертвы нужды. Работать, много работать, чтобы не знать недостатка въ кастрюльк съ рисомъ и въ плат хозяину!

Онъ былъ одинъ, Двочка ушла за матерью. Единственное, что оставалось ему, была эта измнница-земля, которая сосала людей и собиралась высосать и его, земля, вчно покрытая цвтами, благоухающая и плодотворная, точно смерть не проходила по ней. И ни одна роза не засохла даже, чтобы проводить бдную двочку въ путь.

Въ семьдесятъ лтъ старику приходилось работать за двоихъ. Онъ копался въ земл съ еще большимъ упорствомъ, чмъ прежде, не поднимая головы, и относясь вполн равнодушно къ окружавшей его обманчивой красот природы, зная, что она продуктъ его рабства, желая только выгодно продать эту красоту и срзая цвты съ такимъ же чувствомъ, точно онъ косилъ траву.

Весь театръ былъ охваченъ восторгомъ. Какой дебютъ! Какое чудное представленіе Лоэнгрина! Какое сопрано у этой артистки!

На красномъ фон креселъ въ партер виднлись головы мужчинъ и неподвижныя башни изъ лентъ, цвтовъ и тюля, не склонявшіяся другь къ другу ни отъ скуки, ни для болтовни; въ ложахъ царила полная тишина; нигд не было слышно разговоровъ даже вполголоса. Наверху, въ адской галлере, называемой въ насмшку раемъ, восторгъ вспыхивалъ шумно и неизмнно, словно глубокій вздохъ удовлетворенія, каждый разъ, какъ раздавалось нжное, сильное и мощное сопрано. Какое чудное представленіе! Все въ театр казалось новымъ. Оркестръ состоялъ изъ ангеловъ. Даже центральная люстра свтила ярче.

Немалую роль играло въ этомъ восторг чувство удовлетвореннаго патріотизма. Сопрано была испанка, только перемнившая свою двичью фамилію Лопесъ на итальянскую фамилію мужа, тенора Франкетти, великаго артиста, который, женившись на ней, поднялъ ее на высоту всемірной извстности. Какая это была красивая женщина! Одна изъ первыхъ красавицъ въ мір — стройная, съ гордой осанкой, руки и шея съ прелестными округлостями. Блое, тюлевое платье Эльзы свободно лежало на таліи, но плотно облегало и чуть не рвалось надъ роскошными округлостями ея тла. Ея черные, восточные глаза, горвшіе страстнымъ огнемъ, составляли рзкій контрастъ съ блокурымъ парикомъ принцессы брабантской. Красавица испанка была на сцен робкою, нжною, покорною женщиною, отвчавшею мечтамъ Вагнера, врившею въ силу своей невинности и ждавшею спасенія отъ неизвстнаго.

Разсказывая о своемъ сн передъ королемъ и его свитою, она пла такъ нжно и трогательно, съ опущенными руками и восторженнымъ поднятымъ кверху взоромъ — словно видя на облак таинственнаго палладина — что публика не была въ силахъ сдерживаться дольше, и оглушительный взрывъ апплодисментовъ и криковъ вырвался изо всхъ угловъ театра, даже изъ корридоровъ, точно громкій залпъ цлаго ряда пушекъ.

Скромность и грація, съ которою артистка раскланивалась на вс стороны, еще больше разожгла восторгъ публики. Какая это женщина! Видно, что она хорошо воспитана! А что касается ея душевной доброты, то вс невольно вспоминали подробности ея біографіи. Она посылала ежемсячно деньги престарлому отцу, чтобы тотъ могъ прилично жить на поко, и этотъ счастливый старикъ слдилъ изъ Мадрида за успхами дочери по всему свту.

Какъ это было трогательно! Нкоторыя дамы подносили къ глазамъ кончикъ пальца въ перчатк, а въ райк какой-то старикъ хныкалъ, закутавшись съ носомъ въ плащъ, чтобы заглушить плачъ, Сосди смялись надъ нимъ. Ну, ну, голубчикъ, нечего ревть!