Сельма Лагерлёф - Деньги господина Арне

Но не любовь испытывала она теперь к сэру Арчи, а жгучую ненависть к злодею и убийце. И когда она поняла, что он защищает себя ее телом, и еще мгновение — он выйдет на площадь и скроется, она вытянула руку и, ухватившись за одно из копьев, что держали стражники, направила его себе в сердце. «Я помогу наконец моей сестре», — подумала Эльсалилль. И когда сэр Арчи сделал еще один шаг вверх по лестнице, копье пронзило ее сердце.

Стражники отпрянули, увидев, что один из них ранил девушку, и сэр Арчи проскочил мимо них на рыночную площадь. Тут же он услышал клич, раздавшийся где-то неподалеку по-шотландски:

— На помощь! На помощь! За Шотландию! За Шотландию!

То были сэр Филип и сэр Реджинальд. Они собрали всех своих шотландцев и торопились теперь ему на выручку. И сэр Арчи бросился им навстречу, громко крича:

— Сюда! Сюда! За Шотландию! За Шотландию!

Сэр Арчи брел по льду, по-прежнему неся Эльсалилль на руках.

Сэр Филип и сэр Реджинальд шли рядом. Они хотели поведать ему о том, как они разузнали о засаде в трактире, как удалось им переправить на галеас тяжелый сундук с деньгами, но сэр Арчи не слушал их. Казалось, он был занят беседой с той, что была у него на руках.

— Кого это несешь ты с собой? — спросил сэр Реджинальд.

— Это Эльсалилль, — ответил сэр Арчи. — Я возьму ее с собой в Шотландию. Я не хочу оставлять ее здесь. Ведь здесь она так навсегда и осталась бы бедной чистильщицей рыбы.

— Да, пожалуй, так бы и случилось, — сказал сэр Реджинальд.

— Она стала бы носить здесь всю жизнь одежду из грубой шерсти, — сказал сэр Арчи, — и спать в тесной кровати на жестких досках. А я буду укладывать ее на самые мягкие подушки и комнату ее отделаю мрамором. Я одену ее в самые дорогие меха, а ноги ее обую в туфельки с пряжками, украшенными драгоценными камнями.

— Ты хочешь оказать ей большую честь, — сказал сэр Реджинальд.

— Не могу же я позволить ей оставаться здесь, где она никому не нужна, — повторил сэр Арчи. — Пройдет всего несколько месяцев, и все позабудут о ней. Никто не станет навещать ее в ее лачуге, никто не скрасит ее одиночества. Когда же в один прекрасный день я доберусь домой, я построю ей там прекрасное жилище. И ее имя будет выбито на твердом камне, чтобы никто не забыл его. Я сам буду каждый день приходить к ней, и все там будет устроено с такой роскошью, что люди издалека станут приезжать туда, чтобы увидеть ее. Там будет много света, светильники будут гореть днем и ночью, будет играть музыка, звучать песни, и пир будет там каждый вечер.

Ветер, с силой налетавший на них, пока они шли по льду, развернул плащ Эльсалилль, и он развевался на ветру, словно знамя.

— Помоги мне подержать Эльсалилль, — сказал сэр Арчи, — я лишь поправлю на ней плащ.

Сэр Реджинальд взял Эльсалилль, но тут же его охватил такой ужас, что она выскользнула у него из рук прямо на лед.

— Я и не знал, что Эльсалилль мертва! — воскликнул он.

Шкипер большого галеаса всю ночь ходил взад и вперед по верхней палубе. Было темно, бушевал штормовой ветер, попеременно несший снег и дождь. Лед же вокруг галеаса был все еще крепок, так что шкипер мог бы спокойно спать в своей койке.

Однако он не спал. Раз за разом прикладывал он руку к уху и вслушивался. Было непонятно, что он надеялся услышать. Вся его команда и те, кто зафрахтовал галеас до Шотландии, находились теперь на борту. Все они спали внизу в трюме. И никто не вел разговоров, к которым шкипер смог бы прислушаться. Ветер с силой налетал на вмерзший в лед галеас, набрасывался на корабль так, словно бы по старой привычке хотел двинуть его перед собой по морю. А когда у него ничего не выходило, он пробовал снова и снова, завывая в каждой маленькой сосульке на тросах и снастях. Борта корабля скрипели и трещали. То и дело слышались тяжелый треск мачт, на которые ветер давил так, что они едва не ломались.

Нет, это была совсем не тихая ночь. Когда ветер нес снег, в воздухе слышалось легкое шелестение, когда же начинал хлестать дождь, струи воды барабанили по палубе.

Во льду одна за другой появлялись трещины, и гром при этом раздавался такой, что можно было подумать, будто здесь в море военные корабли палят друг в друга из пушек.

Однако вовсе не к этим звукам прислушивался шкипер. Он ходил по палубе всю ночь до тех пор, когда небо уже начало окрашиваться в серый цвет наступающего утра, но так и не услышал того, что хотел.

И вот наконец стал слышен монотонный, напевный гул, ласковый и переливающийся, словно звучащая где-то вдали песня.