Джин Уэбстер - Пэтти в колледже

Пэтти сочувственно вздохнула и заметила, не обращаясь ни к кому в частности:

– Когда вся твоя жизнь в колледже сводится к дыре в архивах Немецкого клуба, это достойно жалости. Ну что я могу поделать, если мне ее жалко!

Была суббота, и Пэтти с самого завтрака, прервавшись ненадолго на обед, работала над манускриптом, озаглавленным «Человек Шекспир». В четыре часа она отложила ручку, швырнула написанное в корзину и с вызовом уставилась на свою соседку.

– Какое мне дело до Шекспира – человека? Он уже триста лет как умер.

Присцилла бесчувственно рассмеялась. – Если на то пошло, какое мне дело до нервной системы лягушки? Но я точно так же пишу об этом увлекательную монографию.

– А, рискну заметить, что ты делаешь ценный вклад в эту тему.

– Он равноценен твоему вкладу в шекспириану.

Многозначительно вздохнув, Пэтти отвернулась к окну и стала наблюдать, как тоскливо льет дождь.

– О, сдай свою работу, – сказала Присцилла утешительно. – Ты трудилась над нею весь день и, вероятно, она не хуже большинства тобой написанного.

– В этом нет смысла, – промолвила Пэтти.

– Они к этому уже привыкли, – засмеялась Присцилла.

– Ну, и над чем ты все-таки смеешься? – спросила Пэтти сердито. – Я не пойму, чему можно радоваться в таком чудовищном месте. Здесь вечно приходится делать то, что не хочешь делать, а не хочется чаще всего. Одно и то же, день за днем: просыпаешься по звонку, ешь по звонку, ложишься спать по звонку. Я ощущаю себя своего рода преступницей, живущей в сумасшедшем доме.

Присцилла наградила эту вспышку заслуживающим ее молчанием и Пэтти вернулась к созерцанию насквозь промокшего кампуса.

– Хоть бы что-нибудь произошло, – с досадой проговорила она. – Наверное, я сейчас надену плащ и отправлюсь на поиски приключений.

– Если ты это сделаешь, тебя ждет пневмония.

– Ну почему идет дождь, когда должен идти снег?

Так как вопрос не требовал ответа, Присцилла вернулась к своим лягушкам, а Пэтти уныло барабанила пальцами по стеклу до тех пор, пока не появилась горничная с визитной карточкой.

– Гость? – воскликнула Пэтти. – Миссионер! Спаситель! Избавитель! Мой небесный посланник!

– Мисс Понд, – сказала Сэди, кладя карточку на столик.

Пэтти набросилась на нее. – Мистер Фредерик К. Стэнтроуп. Кто это, Прис?

Присцилла подняла брови. – Понятия не имею, я никогда о нем не слышала. Как ты полагаешь, что бы это значило?

– Приключение. Я знаю, это приключение. Возможно, твой дядя, о котором ты никогда не слыхала, недавно скончался на южно-морских островах и оставил тебе наследство, поскольку ты была названа в его честь; или так: ты графиня по праву наследования, но в младенчестве тебя выкрали из колыбели, а он – юрист, приехавший тебе об этом сообщить. Я считаю, что коль скоро я умираю от скуки, это приключение должно было произойти со мной! Но торопись, хотя бы расскажешь мне о нем, – приключение из вторых рук лучше, чем ничего. Да, твоя прическа в порядке; нет нужды смотреться в зеркало. – Вытолкнув свою соседку вон, Пэтти вновь уселась за письменный стол, весьма оживленно достала из мусорной корзины отвергнутый манускрипт и принялась перечитывать его с явным одобрением.

Не успела она закончить, как вернулась Присцилла. – Он спрашивал вовсе не меня, – объявила она. – Он спрашивал мисс Маккей.

– Мисс Маккей?

– Третьекурсницу с такими волосами, – несколько расплывчато пояснила она.

– Как мерзко! – воскликнула Пэтти. – Я уже спланировала, как мы с тобою будем жить в твоем замке в горах Гарца, [5]а теперь получается, что графиня – мисс Маккей, а я ее даже не знаю. Как он выглядел, что делал?

– Ну, выглядел он довольно напуганным и только и делал, что заикался. В приемной сидели двое мужчин и, естественно, я выбрала не того, извинилась и спросила, не он ли мистер Стэнтроуп. Он ответил отрицательно. Его звали Уиггинс. Мне ничего другого не оставалось, как попросить прощение у второго.

– Он сидел на зеленом стуле с высокой спинкой и пристально разглядывал свои ботинки, держа перед собой шляпу и трость, наподобие бруствера, так, словно готовился отразить атаку. Он был не слишком расположен к общению, но я храбро обратилась к нему и спросила, не он ли мистер Стэнтроуп. Он встал, запнулся, вспыхнул с таким видом, словно собрался отрицать очевидное, но, в конце концов, признался в том, что это он, и стал вежливо ждать, чтобы я изложила свое дело! Я объяснила, он стал еще больше заикаться и, в результате, выяснилось, что он пришел навестить мисс Маккей и что горничная, по-видимому, совершила ошибку. Он был несколько сердит по этому поводу, понимаешь, и вел себя так, будто я его оскорбила. А второй мужчина – этот ужасный Уиггинс – засмеялся, потом стал смотреть в окно, притворившись, что он не смеялся. Извинившись, – хотя я не возьму в толк, за что мне было извиняться, – я сказала ему, что пошлю горничную за мисс Маккей, и ретировалась.