Шарлотта Бронте - Эмма

После того как все присутствующие подписали признание, один экземпляр его был вручен мистеру Эллину. Затем братья Чалфонт и мистер Эллин подписали заявление, предназначенное для газеты. Ледяным тоном Августин подвел итог.

— Это все, — сказал он, обращаясь к Эмме. — Ты можешь идти.

Эмма встала и, почтив своих судей великолепным реверансом, неторопливо и величественно вышла из комнаты. На всю жизнь мистер Эллин сохранил восхищение ее мужеством и умением держать себя в руках. Однако его внимание вскоре было привлечено визгами, странным образом мешавшимися со смехом. Миссис Августин Чалфонт впала в истерику.

Эмма не могла не слышать этих криков, но она не вернулась помочь невестке. Четверо мужчин, как могли, пробовали привести ее в чувство. Но они мало что могли, поскольку ни один из них не имел никакого представления о том, как действовать в таких случаях. Гай побежал за водой, собираясь смочить виски больной; Лоуренс так широко распахнул окно, что оказавшаяся слишком близко от лампы занавеска занялась огнем; Августин заклинал, взывал, умолял; а мистер Эллин закрыл дверь, чтобы шум не долетал до комнат прислуги.

Наконец бедную даму удалось успокоить. Они, стараясь не шуметь, двинулись вверх по лестнице, Лоуренс и Гай шли впереди и свечами освещали дорогу, Августин заботливо поддерживал жену, мистер Эллин замыкал процессию.

Когда мистера Эллина препроводили в отведенную ему комнату, ночь уже подходила к концу. Около часа он провел, перелагая на бумагу Эммино признание так, как оно ему запомнилось. Он делал это, считая, что я захочу узнать, о чем она рассказывала.

Незадолго перед этим он записывал рассказ одной сестры, а сейчас писал историю другой, и как разнились при этом его чувства! В тот раз его пером водила любовь, теперь, казалось, оно налито свинцом. К тому же его не оставляло ощущение, что за каждым движением его руки неотрывно следят глаза, угрожавшие ему с портрета на стене библиотеки. Однажды он даже поймал себя на том, что повернулся в кресле, словно ожидая увидеть врага. Но за кругом света царила темнота.

Мистер Эллин не мог предположить, что Эмма появится за завтраком, на котором ее невестки почти наверняка не будет. Если миссис Августин останется завтракать в комнате, неужели у мисс Чалфонт хватит дерзости взять на себя обязанности хозяйки?

Но когда мистер Эллин вошел в столовую, она была там и беззаботно болтала с Лоуренсом, который, по всей видимости, уже побывал на конюшне. Эмма оживленно обсуждала с ним достоинства своей новой кобылы.

— Где ты взяла денег, чтобы купить такую красавицу? — спросил Лоуренс. Он не добавил «после всех твоих последних расходов ты наверняка сидишь на мели!», но ход его мыслей был ясен.

Эмма нисколько не смутилась.

— Царица — это подарок моей милой бабушки, — ответила она и, улыбаясь, шагнула навстречу гостю.

Вероятно, в надежде разрядить мрачную атмосферу, Августин распорядился, чтобы двое старших детей завтракали не в детской, а внизу, со взрослыми. Умело и старательно Эмма — образцовая молодая тетушка — выполняла их просьбы, срезала верхушки сваренных всмятку яиц, клала сахар в чашки с молоком. Она не сторонилась и общего разговора, ее реплики отличались умом и живостью, и мистеру Эллину с трудом верилось, что события прошлой ночи не были плодом его необузданного воображения.

Эта иллюзия рассеялась, как только он поймал ее взгляд, наблюдавший за ним с тем же самым выражением, что портрет на стене библиотеки. Враждебный взгляд через мгновенье исчез, и Эмма снова превратилась в очаровательную хозяйку и заботливую тетушку двух бледных детишек, смотревших на нее со сдержанным уважением, к которому, как заметил мистер Эллин, примешивался благоговейный страх. Нечто похожее на благоговейный страх можно было увидеть и на лицах Августина и Гая, чье мнение о сестре не было известно мистеру Эллину. Лоуренс же ясно высказался, как только Эмма отошла настолько, что не могла его слышать: «Она восьмое чудо света!»

Что же касается мистера Эллина, он вздохнул свободно, лишь когда покинул Груби-Тауэрс. Так же, в молчании, Лоуренс и Гай отправились в обратный путь вместе с ним, чтобы сообщить мне о результатах расследования. Августин с ними не поехал, но послал письмо, в котором осуждал поведение сестры и глубоко сожалел по поводу того, что он назвал «нашим долгим отчуждением». Он приехал бы самолично приветствовать новообретенную сестру и ее маму, если бы его дорогая жена не страдала от crise de nerfs в результате последних прискорбных разоблачений.