Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть вторая

– Быстро отделались, поздравляю! – сказал Гогин, бесцеремонно и как старого знакомого рассматривая Клима. – Кто вас пиявил? – спросил он.

Он был похож на приказчика из хорошего магазина галантереи, на человека, который с утра до вечера любезно улыбается барышням и дамам; имел самодовольно глупое лицо здорового парня; такие лица, без особых примет, настолько обычны, что не остаются в памяти. В голубоватых глазах – избыток ласковости, и это увеличивало его сходство с приказчиком.

– Ага, полковник Васильев! Это – шельма! Ему бы лошадями торговать, цыганской морде.

– Вы его знаете? – спросил Клим.

– Ну, еще бы не знать! Его усердием я из университета вылетел, – сказал Гогин, глядя на Клима глазами близорукого, и засмеялся булькающий смехом толстяка, а был он сухощав и строен.

Самгину не верилось, что этот франтоватый парень был студентом, но он подумал, что «осведомители» полковника Васильева, наверное, вот такие люди без лица.

– Вас игемон этот по поводу Любаши о чем спрашивал? – осведомился Гогин.

– О ней – ни слова.

– Так-таки – ни слова?

Самгин отрицательно покачал головой, но вслед за тем сказал:

– Спросил только – давно ли я знаком с нею.

– М-да, – промычал Гогин, поглаживая пальцем золотые усики. – Видите ли, папахен мой желает взять Любашу на поруки, она ему приходится племянницей по сестре...

– Значит, двоюродная сестра вам, – заметил Самгин, чтоб сказать что-нибудь и находя в светловолосом Гогине сходство с Любашей.

– Нет, я – приемыш, взят из воспитательного дома, – очень просто сказал Гогин. – Защитники престол-отечества пугают отца – дескать, Любовь Сомова и есть воплощение злейшей крамолы, и это несколько понижает градусы гуманного порыва папаши. Мы с ним подумали, что, может быть, вы могли бы сказать: какие злодеяния приписываются ей, кроме работы в «Красном Кресте»?

– Не знаю, – сухо ответил Клим, но это не смутило Гогина, он продолжал:

– В Нижний ездила она – не там ли зацепилась за что-нибудь? Вы, кажется, нижегородец?

– Нет, – сказал Самгин и тоже спросил: не знает ли Гогин чего-нибудь о Варваре?

– Цела, – ответил тот, глядя в самовар и гримасничая. – По некоторым признакам, дело Любаши затеяно не здешними, а из провинции.

Самгин слушал и утверждался в подозрениях своих: этот человек, столь обыкновенный внешне, манерой речи выдавал себя; он не так прост, каким хочет казаться. У него были какие-то свои слова, и он обнаруживал склонность к едкости.

– Самопрыгающая натура, – сказал он о Любаше, приемного отца назвал «иже еси в либералех сущий», а постукав кулаком по «Русским ведомостям», заявил:

– На медные деньги либерализма в наше время не проживешь.

Держался небрежно, был излишне словоохотлив, и сквозь незатейливые шуточки его проскальзывали слова неглупые. Когда Самгин заметил испытующим тоном, что революционное настроение растет, – он спокойненько сказал:

– Весьма многими командует не убежденность, а незаконная дочь ее – самонадеянность.

Самгин почти обрадовался, когда гость ушел.

– Кто это? – спросил он Анфимьевну.

– Али вы не знаете? – удивилась она. – Семен Васильич, папаша его, знаменитый человек в Москве.

– Чем знаменит?

– Ну, как же! Богатый. Детскую лечебницу построил.

– Доктор?

– Что это вы! У него – свое дело, – как будто даже обиделась Анфимьевна.

На другой день явился дядя Миша, усталый, запыленный; он благосклонно пожал руку Самгина и попросил Анфимьевну:

– Дайте стакан воды, с вареньем, если найдется, а то – кусочек сахару.

Затем сообщил, что есть благоприятные сведения о Любаше, и сказал:

– Пожалуйста, найдите в книгах Сомовой «Философию мистики». Но, может быть, я неверно прочитал, – ворчливо добавил он, – какая же философия мистики возможна?

Когда Самгин принес толстую книгу Дюпреля, – дядя Миша удивленно и неодобрительно покачал головой.

– Подумайте, оказывается есть такая философия! Развернув переплет книги, он прищурил глаз, посмотрел в трубочку корешка.

– Дайте что-нибудь длинненькое.

Он вытолкнул карандашом из-под корешка бумажку, сложенную, как аптекарский пакетик порошков, развернул ее и, прочитав что-то, должно быть, приятное, ласково усмехнулся.

– Оказывается, из мистики тоже можно извлечь кое-что полезное.

Наблюдая за его действиями, Самгин подумал, что раньше все это показалось бы ему смешным и не достойным человека, которому, вероятно, не менее пятидесяти лет, а теперь вот, вспомнив полковника Васильева, он невольно и сочувственно улыбнулся дяде Мише.