Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть третья

– Я – еврей! – сказал Депсамес. – По Ренану – все евреи – социалисты. Ну, это не очень комплимент, потому что и все люди – социалисты; это их портит не больше, чем все другое.

– Захар Борисович, кажется, – сионист, – вставил Брагин.

– Благодару вам! – откликнулся Депсамес, и было уже совершенно ясно, что он нарочито исказил слова, – еще раз это не согласовалось с его изуродованным лицом, седыми волосами. – Господин Брагин знает сионизм как милую шутку: сионизм – это когда один еврей посылает другого еврея в Палестину на деньги третьего еврея. Многие любят шутить больше, чем думать...

Варвара пригласила к столу. Сидя напротив еврея, Самгин вспомнил слова Тагильского: «Одно из самых отвратительных явлений нашей жизни – еврей, зараженный русским нигилизмом». Этот – не нигилист. И – не Прейс...

Евреи были антипатичны Самгину, но, зная, что эта антипатия – постыдна, он, как многие, скрывал ее в системе фраз, названной филосемитизмом. Он чувствовал еврея человеком более чужим, чем немец или финн, и подозревал в каждом особенно изощренную проницательность, которая позволяет еврею видеть явные и тайные недостатки его, русского, более тонко и ясно, чем это видят люди других рас. Понимая, как трагична судьба еврейства в России, он подозревал, что психика еврея должна быть заражена и обременена чувством органической вражды к русскому, желанием мести за унижения и страдания. Он ждал, что болтливый, тонкоголосый крикун обнаружит именно это чувство.

– Вы хотели немножко революции? Ну, так вы будете иметь очень много революции, когда поставите мужики на ноги и они побегут до самых крайних крайностей и сломит вам голову и себе тоже.

– Не верю пророчествам, – пробормотал Брагин, а Варвара, поощрительно кивая головой, сказала;

– Нет, это очень, очень верно!

Депсамес обратился к ней; в одной руке у него сверкала вилка, в другой он держал кусок хлеба, – давно уже держал его, не находя времени съесть.

– Каждый еврей немножко пророк, потому что он противник крови, но понимает неизбежность борьбы и крови, да!

Самгин видел, что еврей хочет говорить отечески ласково, уже без иронии, – это видно было по мягкому черному блеску грустных глаз, – но тонкий голос, не поддаваясь чувству, резал уши.

– И очень просто быть пророками в двуглавом вашем государстве. Вы не замечаете, что у вашего орла огромная мужицкая голова смотрит направо, а налево смотрит только маленькая голова революционеров? Ну, так когда вы свернете голову мужика налево, так вы увидите, каким он сделает себя царем над вами!

«Всесветные умники, – думал Самгин, слушая речи, досадно совпадавшие с некоторыми его мыслями. – Критикуют, поучают, по праву чужих... Гейне, Марксы...»

Наткнувшись на слова «право чужих», Самгин перестал слушать.

– Если общество не ценит личность, оно вооружает ее правом враждебного отношения к обществу...

Два слова, развернутые в десять, обнаружили скрытый в них анархизм. Это было неприятно. Депсамес, размахивая рукой с куском хлеба в ней, говорил Варваре:

– Евреи – это люди, которые работают на всех. Ротшильд, как и Маркс, работает на всех – нет? Но разве Ротшильд, как дворник, не сметает деньги с улицы, в кучу, чтоб они не пылили в глаза? И вы думаете, что если б не было Ротшильда, так все-таки был бы Маркс, – вы это думаете?

Варвара нашла, что это очень остроумно, и засмеялась, а Брагин смотрел на Самгина, смущенно улыбаясь, беспокойно раскачивая на стуле длинное тело свое; он, кажется, даже подмигивал и, наконец, спросил:

– Можно вас на два слова?

Перешли в кабинет, и там Брагин вполголоса торопливо заговорил:

– Вы простите, что я привел его, – мне нужно было видеть вас, а он боится ходить один. Он, в сущности, весьма интересный и милый человек, но – видите – говорит! На все темы и сколько угодно...

Самгин давно уже не видел Брагина таким самодовольным, причесанным и блестящим.

– Я зашел предупредить вас, – вам бы следовало уехать из Москвы. Это – между нами, я не хочу тревожить Варвару Кирилловну, но – в некоторых кругах вы пользуетесь репутацией...

Он замолчал, ожидая, что Самгин спросит его о чем-то; но Клим, раскуривая папиросу, не спрашивал. Тогда Брагин продолжал, еще более тихо:

– Депсамес – не ошибается: социалисты сыграли в руку крайним правым – это факт! Депсамес кричал в столовой:

– Ну, так это будет – на одной ноге новый сапог, на другой – старый лапоть...

– Вы не можете себе представить, какое настроение создалось в Москве, – шептал Брагин. – Москва и баррикады... это хоть кого возмутит! Даже простой народ – например, извозчики...