Александр Снегирев - Нефтяная Венера

За закрытой створкой появляется голубь. Он летит по синему небу, исчезает за вертикальной рамой, появляется в раскрытом окне, но в третьей, отражённой части окна голубя уже нет. Его полёт обрубает рама. Мгновение я надеюсь, что вот голубь сейчас покажется из-за рамы, но секунды идут, а его нет…

Сегодня мы должны были вешать за окно кусочек сала, кормить синичек… Иду на кухню, открываю холодильник, отрезаю от заранее заготовленного шмата полоску, насаживаю на проволоку и вывешиваю на балкон…

Вспоминаю, что пора мыть гриб… А Вани нет… Иду на кухню, бережно достаю представителя внеземной цивилизации из банки, обмываю его, плюхаю обратно…

Смотрю на потолок. На карту Ваниного мира, на «моря» и «материки». Я вижу моего сына, смешного толстого человечка с широкой улыбкой и почему-то с хвостом. Хвост у Вани светлый и пушистый, как у Черчилля. Кошачий хвост трубой. Ваня хохочет и весело бежит вприпрыжку.

Может, это я виноват? Не ходили бы на эту вечеринку, Ваня бы, может, так не перевозбудился и не полез бы утром резать рекламную ткань. Обошлись бы без этой светской канители! Потянул меня чёрт с сёстрами общаться…

Да нет… глупости всё это… Ваня хоть пожил нормально. Подрался, с красивыми тёлками потанцевал, сходил на премьеру, накрасил губы… А мы ведь ёлку к Новому году собирались покупать… Что теперь делать, покупать или не покупать?.. Я долго раздумываю, но никак не могу прийти ни к какому решению.

Брожу по квартире. Бесцельно выдвигаю ящики комода в коридоре. Натыкаюсь на старый, изгрызенный ошейник дедовского спаниеля Фонарика. От Фонарика остался только ошейник…

От попугайчика, который был у меня в детстве, осталась большая клетка, от Вани остались ковёр с карманами, картина, найденный накануне замок, всякие мелочи…

Ваня… у тебя же завтра день рождения… а у меня сегодня… мы сестёр в гости позвали, как же теперь быть… отменять?.. Надо их предупредить… Глупость, они ведь и так понимают…

На сало прилетает одна бледно-зелёная синичка. Вертит маленькой головкой, клюёт. Любуюсь ею какое-то время.

Чем бы заняться… Чищу обе пары Ваниных ботинок… У него всего две пары. В шестнадцать лет мальчику хочется хорошо одеваться, а у Вани всего две пары каких-то пенсионерских ботинок…

Вань, а ведь я уже решил жить с тобой долго-долго… Сдали бы квартиру, появились бы деньги… Столько всего я хотел тебе показать, подарить. Купить модные кеды… Мы бы на пару флиртовали с девчонками. У тебя это неплохо получается, как оказалось… Может, даже съездили бы в Европу… Я бы показал тебе улочки Сен-Жермена в Париже, прокатились бы на гондоле по зелёным каналам Венеции…

Моё лицо само собой искривляется. Слёзы.

Иду в ванную, открываю краны, чтобы не было слышно. Хотя кто теперь услышит?.. Всё равно, не могу плакать в тишине! Как будто в одиночестве, а вода – хоть какой-то звук…

Слёз появилось как-то сразу много, совсем ничего не вижу из-за них, а ещё из носа течёт. Раздеваюсь, залезаю в ванну.

– Ваня, ты опять меня обманул… Сначала явился некстати, а теперь вдруг ушёл… так нельзя, без предупреждения… Ваня…

Сижу на дне ванной, тупо смотрю в одну точку и качаюсь, как молящийся еврей:

– Прости меня, пожалуйста… Прости меня, Ваня… Мне никто не нужен, кроме тебя, Ваня… Какие нормальные дети?.. Что мне делать с другими детьми, Ваня?.. Раньше я хотел нормальных, здоровых детей. А теперь, после тебя… на что они мне?.. Ты меня любил таким, какой я есть, а нормальные дети вырастут и станут относиться ко мне, как я относился к родителям. Будут стыдиться меня, будут ждать, когда я освобожу им место для жизни…

Мама, папа, мама, папа, простите меня… как всё по-дурацки получилось… чёрт возьми! Как всё нелепо получилось!..

Я вытираю глаза, тут же натекают новые слёзы, я их вытираю, они натекают…

На белом потолке выступили капли. Значит, жарко… Ах да, я ведь включил горячую воду… На кафельных стенках тоже капли. Я черчу пальцем полосы. Кроме звука льющейся воды, ничего нет. Методичный, ровный звук. Он нарастает.

В день Ваниного шестнадцатилетия мы отправились его хоронить.

В морге в зале для прощаний по полу катаются комья пыли. Зал высокий и узкий, как колодец. На стенах толстые занавеси из блестящей синтетической ткани. А выше, над занавесями, крашенная серым штукатурка да самого потолка. Тоже мир, только дырок в крыше нет.

Ваня лежит в гробу. Холодно.

– Красивый какой… – говорит Маша.

– Аллергия выскочила, суши переели… – как бы оправдываюсь я.