“Und Körper nur noch aus Galanterie, um das Unsichtbare nicht zu erschrecken” [29]– так сказал ты о последних годах (оказалось – днях) своего тела. Больного или не больного – чьи это слова? не человека же!
Вспомни своего Мальте, как все, те, по всем улицам Парижа за ним ходили, почти что шлялись, вымаливая у него не все, а всего его. Так и мы за тобой – до поры. Вспомни Мальте, передававшего через стену, соседу, волю, соседу, которого в глаза не видал. Сосед ведь тоже не просил. Но Мальте-то вопль – слышал!
“Wer ist dein Nächster? Der dich am nothwendigsten braucht?” [30]– толкование ближнего на протестантском уроке Закона Божьего, пребывшее для меня предельным.
Мы все были твои ближние.
Признаньями, исповедями, покаяниями, вопросами, чаяньями, припаденьями, приниканьями мы тебя залюбили – до язв на руках. Через них ушла вся кровь.
Кровь. Слово сказано.
Твоя Blutzersetzung (разложение крови) – которую я сначала не поняла – как! он, впервые после Ветхого Завета сказавший кровь , так сказавший кровь, просто – сказавший кровь! – не статья и доказывать не стану – именно он от Blutzersetzung – разложения, обнищания ее. Какая ирония! Не ирония вовсе, а моя первая, сгоряча, недальновидность.
Истек хорошей кровью для спасения нашей, дурной. Просто – перелил в нас свою кровь.
Остановка.
Знаю, что медицинская болезнь, от которой ты умер, лечится переливанием крови, то есть близкое лицо, хотящее спасти, отдает свою. Тогда болезнь – кончается. Твоя болезнь – началась с переливания крови – твоей – в всех нас. Больным был мир, близким лицом его – ты. Что когда спасет перелившего!
Поэзия ни при чем. “Только лишняя порча крови”, “что зря кровь портить”, – так говорит быт. Предел этого “зря” и “лишнего” – окончательная порча крови, то есть смерть. Твоя смерть.
Не прощая жизни оскорбительной приблизительности даты ее – 29-го декабря вместо 31-го, кануна, да еще твоего любимого тысяча девятьсот двадцать седьмого , благодарю ее, жизнь, за точность формы и наименования...
Райнер Мария Рильке, и это подтвердит каждый врач, умер от разложения крови.
– Перелив свою. —
* * *
И все-таки, Райнер, несмотря на великолепие твоей смерти, твоими справа– и слева-коечными соседями во мне есть и пребудут:
Mlle Jeanne Robert, учительница французского языка,
и Ваня Г<���учко>в, кем-то обиженный русский мальчик,
и – отметая фамилии и даже первые буквы их – просто
Жанна – (вся та Франция)
и
Ваня – (вся Россия).
Ни имен, предельных, ни соседств, совершенных, я не выбирала.
* * *
Райнер Мария Рильке, покоящийся на скале Rarogne
над Роной – без соседей —
во мне, его русской любящей, покоится:
между Жанной и Ваней – Иоанной и Иоанном.
Bellevue, 27 февраля 1927
Мадемуазель Жанна Робер (фр.).
“Четыре сына Эймора” (фр.).
Кусок сала... кусок мяса (фр.).
Очень изящное, безукоризненно изящное, все самое изысканное, что ни на есть самое изысканное... 6 франков, 9 франков пятьдесят... 12 франков пятьдесят... 18 франков... (фр.).
А, есть еще одна, которую я забыла (фр.).
Ничего нет удобнее и изящнее. И совсем не дорого, мадам, сорок листов и сорок конвертов. Хорошо и выгодно (фр.).
Мадемуазель Жанне Робер в день русского Рождества – Ариадна (фр.).
Делают, не ведая того, ошибки такого сорта (фр.).
Жизненный инстинкт (нем.).
Все случилось – ничего не случилось (нем.).
Дорогая мадмуазель,
Мы напрасно ждем вас так долго. Каждый понедельник и каждую среду, четверг и субботу мы ждем вас, но вы все не приходите.
Мои уроки написаны и выучены, уроки Олега – тоже. Вы забыли наше приглашение на Рождественскую елку? Я думаю, что да, потому что вы не пришли к нам в поза-позапрошлый четверг, когда у нас был праздник. Я получила много книг: Поэмы Ронсара, сочинения Маро, Фаблио, роман о Лисе, роман о Розе и еще Песнь о Роланде. Вас ждут два подарка, от Олега и от меня.
Пишите нам, дорогая мадмуазель, когда вы сможете приехать к нам. Целуем вас.
Ариадна (фр.).
Пролить свет на это (нем.).
Я знаю, что она всегда ездит на маленьком медонском трамвайчике (фр.).
Но она умерла! – И вы не знали этого?? (фр.).
Читать дальше