Карел Чапек - Кракатит

— Пожалуйста, подвезите меня до Тынице, — сказал Прокоп.

Почтарь очень грустно покачал головой.

— Не могу, — не сразу ответил он.

— Но… почему же?

— Места нет, — резонно объяснил тот.

На глазах Прокопа от жалости к себе навернулись слезы.

— А далеко ли… пешком?

Почтарь, полный участия, подумал.

— Да около часу ходьбы.

— Но я… не могу идти! Мне надо к доктору Томешу, — возразил удрученный Прокоп.

Почтарь подумал еще.

— Вы… стало быть, пациент?

— Мне очень плохо, — пробормотал Прокоп; и действительно, он весь дрожал от слабости и холода.

Опять почтарь задумался и опять покачал головой.

— Да ведь никак не могу, — наконец произнес он.

— Я умещусь, я… мне бы только маленькое местечко, я…

На козлах молчание, только слышен хруст — почтарь почесывает усы. Потом, не говоря ни слова, он слез, повозился над постромками и молча ушел на станцию. Пассажир на козлах не шелохнулся.

Прокоп был так измучен, что опустился на уличную тумбу. "Не дойду, — с отчаянием думал он. — Останусь тут, пока… пока…"

Почтарь вернулся с пустым ящиком. Кое-как втиснул его на подножку козел, после чего долго и задумчиво разглядывал свое сооружение.

— Ну, полезайте, — сказал он потом.

— Куда?

— Куда… На козлы.

Прокоп очутился на козлах каким-то сверхъестественным образом, словно его вознесли небесные силы. Почтарь опять что-то делал с упряжкой, но вот он уселся на ящик, спустив ноги, и взял вожжи в руки.

— Но-о, — сказал он.

Лошадь — ни с места. Только дрогнула.

Тогда почтарь вытянул горлом тонкое, гортанное: "рррр!" Лошадь взмахнула хвостом и громко выпустила воздух.

— Рррр!

Тележка тронулась. Прокоп судорожно ухватился за низенькие поручни; он чувствовал, что удержаться на козлах — выше его сил.

— Рррр!

Казалось, высокий, раскатистый возглас гальванизирует старого конягу. Он бежал, прихрамывая, помахивая хвостом, и на каждом шагу явственно пускал ветры.

— Ррррррр!

Они ехали по аллее голых деревьев в черно-черной тьме, только прыгающая полоска света от фонаря скользила по дорожной грязи. Прокоп оцепеневшими пальцами сжимал поручни; он чувствовал, что уже не владеет своим телом, что ему нельзя падать, что он страшно ослабел. Какое-то освещенное окно, аллея, черные поля.

— Рррр!

Лошадь безостановочно пускала ветры и трусила рысцой, перебирая ногами неуклюже и неестественно — словно давно уже была мертвой.

Прокоп искоса глянул на своего спутника. Это был старик, с шарфом, повязанным вокруг шеи; он все время что-то жевал, откусывал, жевал и выплевывал. И Прокоп вспомнил, что уже видел это: отвратительное лицо из его сна, которое скрежетало съеденными зубами, ломая и выплевывая их по кусочкам. Это было удивительно и страшно.

— Ррррр!

Дорога петляет, взбирается на холмы и снова сбегает с них. Какая-то усадьба, лает собака, человек идет по дороге, здоровается: "Добрый вечер".

Домиков становится все больше. Тележка сворачивает с дороги, пронзительное "рррр!" обрывается, лошадь останавливается.

— Ну вот, доктор Томеш живет тут, — говорит почтарь.

Прокоп хотел что-то сказать — и не смог; хотел отпустить поручни — и не удалось, потому что пальцы его застыли в судороге.

— Приехали, говорю, — повторил почтарь.

Постепенно судорога ослабла, Прокоп слез с козел, охваченный неуемной дрожью. Отворил калитку, словно она была ему знакома, позвонил у дверей.

Внутри раздался яростный лай, и молодой голос крикнул: "Гонзик, тихо!" Дверь открылась, и Прокоп, тяжело ворочая языком, спросил:

— Пан доктор дома?

Секундная пауза; потом молодой голос сказал:

— Входите.

Прокоп стоит в теплой комнате; на столе лампа, ужин, пахнет буковыми дровами. Старик в очках, сдвинутых на лоб, поднимается из-за стола, подходит к Прокопу:

— Ну-с, на что жалуетесь?

Прокоп мрачно вспоминает, что ему тут, собственно, понадобилось.

— Я… дело в том… Ваш сын дома?

Старик внимательно посмотрел на гостя.

— Нет. Что с вами?

— Ирка… Ирка… Я его друг… вот, принес ему… Я должен ему передать, — бормотал Прокоп, нащупывая в кармане запечатанный конверт. — Это очень важно… и…

— Ирка в Праге, — перебил его доктор. — Да сядьте по крайней мере!

Прокоп несказанно удивился.

— Но он говорил… говорил, что едет сюда. Я должен ему отдать…

Пол под ним заходил ходуном, поплыл под ногами.

— Аничка, стул! — странным голосом крикнул доктор. Прокоп еще услыхал глухой вскрик и рухнул наземь. Его залила безграничная тьма — и потом уже ничего больше не было.