да не пойдет, а останется себе ждать на вокзале,
а Гуськин побежит по городу и найдет квартиру.
Опять столько работы, что ни охнуть, ни сдох
нуть.
— Это входит в ваши обязанности! Чего же вы
огорчаетесь?
— Обязанности? — философским тоном сказал
Гуськин.— Конечно, обязанности. Ну так найдите
мне дурака, который бы веселился, что должен ис
полнять обязанности! Что-о?
Оленушка вступила в разговор.
— В крайнем случае я возьму все на себя,—крот
ко сказала она.—У меня в Киеве есть подруги, мо
жет быть, можно устроиться у них…
Личико у Оленушки было озабоченное и грустное. Ясно было, что она приняла твердое решение «не топтать травы»…
На скамейке через проход актриса с собачкой говорила шипящим голосом Аверченкину антрепрене-
РУ:
— Почему другие могут, а вы не можете? Почему
вы никогда ничего не можете? И тут же сама себе отвечала:
— Потому что вы форменный идиот.
Я сказала тихонько Аверченке:
— Мне кажется, что ваши актеры плохо ладят
друг с другом. Эта самая Фанничка и ваш импреса
рио всю дорогу шипят друга на друга. Трудно будет
устраивать с ними вечера.
— Да, они бранятся,— спокойно сказал Аверчен
ко.— Но это вполне нормально. Это же старый
роман.
— Роман?
Я прислушалась.
— Мне стыдно за вас,— шипела актриса.— Вечно
вы не бриты, у вас рваный галстук, у вас грязный
зоротничок, и вообще вид альфонса.
— Да, вы правы,—сказала я Аверченке.—Здесь,
по-видимому, глубокое и прочное чувство.
Импресарио бубнил в ответ:
— Если бы я был любителем скандалов, то я ска
зал бы вам, что вы пошлая дура и вдобавок злая.
Имейте это в виду.
— Да,—повторила я.—Глубокое и прочное
с обеих сторон.
Нужно, однако, поднять настроение.
— Господа,—сказала я.— Почему вы так приуны
ли? Помните, как вы мечтали в теплушке о ванне,
о хорошем обеде? Подумайте только: завтра в это
время мы, может быть, будем чистенькие и на
рядные сидеть в хорошем ресторане и под музыку
есть самые вкусные вещи. Будет белая блестящая
скатерть, хрустальные рюмки, цветы в вазах…
— Я таки порядочно не люблю рестораны,—
вставил Гуськин.—Чего хорошего? Когда мне мама
ша подает дома бульончик, так я его улепетываю
лучше, чем самую дорогую печенку в самом лучшем ресторане. Что-о? Конечно, в очень дорогом ресторане, там полный порядок (Гуськин произносил «па-радок», производя как ласкательное от слова «парад»). Там вам, после того как вы курочку поглодаете, обязательно подают теплой воды, и даже с мылом, чтобы вы могли помыть лицо и руки. Но для такого ресторана надо иметь нахальные деньги. А в обыкновенном ресторане так вы себе вытираете руки прямо о скатерть. Это же скука! Нет, я ресторанов не люблю. И чего хорошего, когда вы кушаете суп, а какой-нибудь сморкач сидит рядом и кушает, извините, компот.
— Чего же тут дурного? — недоумевает Аверчен
ко.
— Как чего дурного? Притворяйтесь! Не понимае
те? Так куда же он плюет косточки? Так он же их
плюет вам в тарелку. Он же не жонглер, чтобы
каждый раз к себе попадать. Нет, спасибо! Я таки
повидал ресторанов на своем веку.
* * *
Поезд подходит к станции.
Киев!
Вокзал забит народом и весь пропах борщом. Это новоприезжие в буфете приобщаются к культуре свободной страны. Хлебают сосредоточенно, высоко расставив локти, не то как бы паря орлом над добычей, не то защищая ее острием локтей от постороннего посягательства. Что поделаешь! Разум говорит, что ты здесь в полной безопасности, что борщ твой неотъемлемая твоя собственность и права твои на него охраняются железной немецкой силой. Знаешь ты все это твердо и ясно, а вот подсознательное твое ничего этого не знает и расставляет твои локти и выпучивает глаза страхом: «А вдруг через плечо протянется неведомая гнусная ложка и зачерпнет для нужд пролетариата?..»
Сидим с багажом в буфете, ждем вестей о квартире.
За соседним столом насыщается пухлый бородач с обручальным кольцом.
Перед ним на тарелке бифштекс. Над ним испуганная физиономия лакея.
ооо
Бородач распекает:
— Я ж тебе, мерзавец, русским языком сказал:
бифштекс с жареным картофелем. Где же карто
фель? Где, я спрашиваю русским языком, жареный
картофель?
— Виноват-с, они сейчас поджарятся-с. Они у нас
вареный. Обождите-с. Они сей минут-с!
Бородач задохнулся от негодования.
— «Обождите-с»! Ябуду ждать, а бифштекс бу
Читать дальше