Мао Дунь - Весенние шелкопряды

У «сокровищ» начался «подъем», и семья Тун-бао окончательно потеряла покой. Ни денег, ни сил больше не было, а окупится ли это все, кто знает? И все же они продолжали усердно трудиться, не теряя надежды. Вокруг коконника из камышовых циновок соорудили шалаш, под него поставили жаровню. А-сы и все остальные места себе не находили от волнения: то с одной стороны подойдут к шалашу, то с другой сядут, приложат уши к циновкам и с трепетом слушают, стараясь уловить знакомый звук «сесо… сесо…», [32]услышат и засмеются от счастья. Но только все стихает, одолевает тревога. Заглянуть внутрь никто не осмеливался. Вдруг на поднятые вверх лица упала капля, [33]другая, третья… Вот радость-то! Ощущение малоприятное, но пусть капает, они потерпят! А-до не раз тайком отгибал край циновки и заглядывал внутрь, Сяо-бао это заметил, дернул его за одежду и спросил, появились ли уже коконы. Вместо ответа А-до показал ему язык и подмигнул.

Через три дня после «подъема» погасили огонь. Теперь и Сы данян не удержалась, тихонько отвернув циновку, заглянула в шалаш. Сердце ее гулко застучало. Все было бело, словно снегом покрыто, даже рисовой соломы не видать. Впервые в жизни Сы видела такие чудесные коконы! Все так и сияли от счастья. Теперь можно было не тревожиться. Есть все же совесть у «сокровищ», не зря сожрали они столько тутовых листьев, которые по четыре юаня дань стоят. Не напрасно вся семья целый месяц недоедала и недосыпала. Поистине, на все воля Владыки неба.

Счастливым смехом наполнились дома крестьян, не одному Тун-бао повезло. Наверняка их деревушку нынче приняла в опеку сама Покровительница шелководства. [34]Почти все тридцать семей собрали коконов на семьдесят – восемьдесят процентов. Однако Тун-бао их превзошел – его семья собрала процентов на сто двадцать – сто тридцать.

У речки и на рисовом току снова стало людно. За последний месяц крестьяне сильно отощали, говорили сипло, мешки под глазами увеличились, зато бодрости было хоть отбавляй. Перебирая в памяти все, что пришлось пережить за этот месяц самоотверженной борьбы, женщины в мечтах уже видели груды белых, как снег, серебряных монет. Первым делом они выкупят из закладной лавки весеннюю и летнюю одежду, а в праздник дуаньян [35]можно будет полакомиться окунем. Прохаживались насчет А-до и Хэ-хуа. Лю-бао каждому твердила: «Совсем стыд потеряла, прямо домой является!» Мужчины отвечали на ее слова грубым смехом, женщины шептали молитвы и тихонько ругались. Семье Тун-бао завидовали, ее удачу объясняли покровительством Бодисатвы [36]и чудодейственной силой предков.

Наступили «лан шаньтоу» и «ван шаньтоу». [37]В эти дни полагается навещать родных и друзей. По этому случаю приехал в гости со своим сынишкой А-цзю сват Тун-бао, Чжан Цай-фа. Каких только подарков они не навезли: и мягкого печенья, и тонкой лапши, и слив, и японской мушмулы, и соленой рыбы. Сяо-бао был вне себя от радости, как собачонка при виде снега.

Тун-бао повел свата к реке, и там они уселись под ивой.

– Ты коконы продашь? Или сами будете разматывать? – поинтересовался сват.

Чжан Цай-фа был мастером рассказывать всякие занятные истории. Он частенько ходил к храму бога-хранителя города, где на площади выступали сказители; от них старик и наслушался этих историй и знал чуть ли не наизусть эпизоды из романа времен Суйской [38]и Таиской [39]династий, в особенности о «мятежах восемнадцати князей и семидесяти двух повстанцах», [40]а также о Чэн Яо-цзине, [41]который продавал дрова и спекулировал контрабандной солью, а позднее выступил с мятежниками из крепости Ваган.

Но ничего дельного от Чжан Цай-фа никогда не услышишь, поэтому Тун-бао не стал распространяться насчет коконов, лишь ответил:

– Конечно, продам.

Хлопнув себя по коленке, старый Чжан печально вздохнул, поднялся и показал рукой на кирпичную стену шелкомотальни, видневшейся сквозь поредевшую тутовую рощу вдали за деревней.

– Гляди, Тун-бао, ворота шелкомотальни на запоре! Что проку от твоих коконов? Никто их нынче не купит. Восемнадцать мятежных князей давно спустились на землю, а Ли Ши-минь [42]так до сих пор и не появился, и нет на земле покоя! Да, кокономотальни нынче ворот не отопрут и коконов покупать не будут.

Тун-бао усмехнулся – он не поверил свату. Да и кто этому поверит? Здесь чуть не на каждом шагу кокономотальня. Да фабрик, пожалуй, больше, чем выгребных ям. Неужто все они так и будут простаивать? К тому же пронесся слух, будто с японцами договорились и войны, стало быть, не ожидается – не зря солдаты давно ушли из шелкомотальни.