Федор Решетников - ГДЕ ЛУЧШЕ?

- Братцы, не знаете ли вы Демьянова Егора? - спросил Петров одну кучу рабочих.

Рабочие стали спрашивать друг друга. Это переспрашиванье перешло по всему отделению.

- По какой он работе? - спросили Петрова.

- По рельсовой.

- Это не у нас.

- Што же у вас-то?

- Колеса, крючья, цепи… Мало ли? Здесь кузница; дальше будет формировочная, потом казенная…

- А много ли вы получаете?

- Мы казенные, и цена у нас казенная. У нас по комплекту. Так што ежели у кого есть дети - дети должны сюда поступать.

- А если кто со стороны желает поступить?

- Нужно свидетельство на то, где он обучен. Потом у него возьмут согласие работать на столько-то лет.

- И вам это нравится?

- Ошиблись в расчетах… Хотим просить вольготы. А впрочем, говорят, новое начальство будет: обещают другие порядки.

Пошел он к водочному заводу. Там не работали: что-то попортилось. Идя мимо него, Петров встречался с рабочими, или стоящими у перил набережной, или сидящими перед воротами.

- Что это завод-то ваш оплошал? - спросил он одну кучку.

- А штоб ему сдохнуть!.. толкуют, хозяин под суд попался, да и попортилось што-то.

- Да ведь если под суд попался, так надо бы больше заработывать. Не так ли, братцы?

- Так-то так, да управленье-то дурацкое. Управляющий, говорят, сбежал в другое место и отчеты сжег.

- Ну, это другое дело… А вы все-таки ждете у моря погоды?

- Что делать? Надо. Мы не привыкли к другому делу, тут у нас семейства на квартирах.

- Что про это говорить! А вас много?

- Да до тысячи с лишком наберется.

На заводе Главного Общества железных дорог впечатление было лучше.

- У нас тем хорошо, што свой суд. Кто если станет жаловаться полиции, того вон. Плату дают исправно, в какое время скажут, без задержки. Если не придешь, сам виноват, потому у нас полторы тысячи рабочих. У нас принимают всяких, так что есть солдаты, которые умеют только музыкантить, а кузнечного ремесла не понимают, - и те получают по пятидесяти копеек в сутки. Ну, это, конечно, зависит от нас. А вот насчет занятия у нас обрезывают.

- По-заграничному?

- А уж кто его знает. У нас рассчитано, сколько к какому делу нужно мастеровых и сколько поэтому должно выйти в сутки. У них таким порядком рассчитано, сколько обществу стоит каждый рабочий день, и идет все как по маслу - ни прибавки, ни убавки. Только вот тем мастеровым-то убыточно, кои работают со штуки. Например, мне в сутки положено рубль двадцать копеек, больше я получить не могу, это высшая плата, потому что у нас десятники получают по рублю сорок копеек в сутки, и поэтому если я починю пять колес в сутки, то кладется в счет только два колеса, а за остальные мне ничего не платят.

- Зачем же усердствовать-то?

- А если делать нечего? Да для меня плевое дело исправить колесо или новое сделать; известно, одно колесо в десяти руках перебывает, а только к одному попадает на штуку. А если сидишь без дела, ругают. Уйти нельзя, денег не дадут за цельный день.

Петров зашел к одному мастеровому, недалеко от Варшавской железной дороги. Приятель его был дома и починивал замок, а мать приятеля гладила манишку.

- У нас здесь по-заграничному: если на работу не пришел, представь свидетельство от доктора, коих у нас трое, - ну, и примут; если обругал мастера, потащат судить в правление и потом рассчитают; если работа случится ночью, плату увеличивают. Ну, и начальство любит, чтобы его уважали.

- Ну, а как же ты дома-то работаешь? - спросил Петров приятеля.

- Да так: захворал. Живот так и тянет. Выпил перцовки - не легчает. Сходил к нашему доктору, тот какого-то лекарства прописал, и все нет легче. Вот я и принялся дома за замок, уж недели две как взял, кончить надо. Ну, а ты как? Ведь у вас там лучше нашего…

Петров рассказал приятелю о своем намерении.

- Оно, пожалуй, отчего не попробовать, если есть деньги. А все-таки у вас лучше нашего тем, что платят хорошо. У нас хоть и легче работа, иной раз и делать нечего, а уйти нельзя, потому что за тобой день считается, зато уж больше тридцати пяти рублей не получишь в месяц.

От приятеля Петров зашел к одному лавочнику, Телятникову. Телятников годов шесть тому назад жил подручным у лавочника и, женившись на его сестре, открыл на набережной Обводного канала свою лавочку. Он рассчитывал на рабочий народ, которого тут живет много, но стал продавать дороже других лавочников и не верил на книжки, отчего у него торговля шла тихо. Кроме этого, некоторых вещей он не держал вовсе в лавке. Лавка его хотя и была первая в шестом доме от угла Измайловского проспекта и другие мелочные лавочки находились от его лавки к Царскосельскому проспекту через три дома, но народ шел за провизией в эти лавки. И Телятников перебивался кое-как, продавая вещи жильцам того дома, в котором он снимал лавку, служащим на Варшавской железной дороге, извозчикам, возящим грязь и другие нечистоты и живущим через дом от его лавки в каком-то пустом амбаре, и летом - судорабочим. Поэтому Телятников стал продавать дешевле и отпускал в долг, но и тут покупателей было мало, потому что все привыкли покупать в одном месте, и к нему шли брать только такие, которым не верили в других лавочках.