Кондратий Рылеев: Войнаровский

Летая гордо на коне,

Не встретил смерти под Полтавой?

Почто с бесславием иль славой

Я не погиб в родной стране?

Увы! умру в сем царстве ночи!

Мне так сулил жестокий рок;

Умру я - и чужой песок

Изгнанника засыплет очи!"

Уж было ясно и светло,

Мороз стрелял в глуши дубравы,

По небу серому текло

Светило дня, как шар кровавый.

Но в юрту день не проникал;

Скользя сквозь ветви древ густые,

Едва на окна ледяные

Луч одинокий ударял.

Знакомцы новые сидели

Уже давно пред очагом;

Дрова сосновые дотлели,

Лишь угли красные блестели

Порою синим огоньком.

Недвижно добрый странник внемлет

Страдальца горестный рассказ,

И часто гнев его объемлет

Иль слезы падают из глаз…

"Видал ли ты, когда весной,

Освобожденная из плена,

В брегах крутых несется Лена,

Когда, гоня волну волной

И разрушая все преграды,

Ломает льдистые громады

Иль, поднимая дикий вой,

Клубится и бугры вздымает,

Утесы с ревом отторгает

И их уносит за собой,

Шумя, в неведомые степи?

Так мы, свои разрушив цепи,

На глас отчизны и вождей,

Ниспровергая все препоны,

Помчались защищать законы

Среди отеческих степей.

Летая за гремящей славой,

Я жизни юной не щадил,

Я степи кровью обагрил

И свой булат в войне кровавой

О кости русских притупил.

Мазепа с северным героем

Давал в Украине бой за боем.

Дымились кровию поля,

Тела разбросанные гнили,

Их псы и волки теребили;

Казалась трупом вся земля!

Но все усилья тщетны были:

Их ум Петров преодолел;

Час битвы роковой приспел -

И мы отчизну погубили!

Полтавский гром загрохотал…

Но в грозной битве Карл свирепый

Против Петра не устоял!

Разбит, впервые он бежал;

Вослед ему - и мы с Мазепой.

Почти без отдыха пять дней

Бежали мы среди степей,

Бояся вражеской погони;

Уже измученные кони

Служить отказывались нам.

Дрожа от стужи по ночам,

Изнемогая в день от зноя,

Едва сидели мы верхом…

Однажды в полночь под леском

Мы для минутного покоя

Остановились за Днепром.

Вокруг синела степь глухая,

Луну затмили облака,

И, тишину перерывая,

Шумела в берегах река.

На войлоке простом и грубом,

Главою на седло склонен,

Усталый Карл дремал под дубом,

Толпами ратных окружен.

Мазепа пред костром сосновым,

Вдали, на почерневшем пне,

Сидел в глубокой тишине

И с видом мрачным и суровым,

Как другу, открывался мне:

"О, как неверны наши блага!

О, как подвластны мы судьбе!

Вотще в душах кипит отвага:

Уже настал конец борьбе.

Одно мгновенье все решило,

Одно мгновенье погубило

Навек страны моей родной

Надежду, счастье и покой…

Но мне ли духом унижаться?

Не буду рока я рабом;

Мазепе ль с роком не сражаться,

Когда сражался я с Петром?

Так, Войнаровский, испытаю,

Покуда длится жизнь моя,

Все способы, все средства я,

Чтобы помочь родному краю.

Спокоен я в душе своей:

И Петр и я - мы оба правы;

Как он, и я живу для славы,

Для пользы родины моей".

Замолкнул он; глаза сверкали;

Дивился я его уму.

Дрова, треща, уж догорали.

Мазепа лег, но вдруг к нему

Двух пленных козаки примчали.

Облокотяся, вождь седой,

Волнуем тайно мрачной думой,

Спросил, взглянув на них угрюмо:

"Что нового в стране родной?"

"Я из Батурина недавно, -

Один из пленных отвечал, -

Народ Петра благословлял

И, радуясь победе славной,

На стогнах шумно пировал.

Тебя ж, Мазепа, как Иуду,

Клянут украинцы повсюду;

Дворец твой, взятый на копье,

Был предан нам на расхищенье,

И имя славное твое

Теперь - и брань и поношенье!"

В ответ, склонив на грудь главу,

Мазепа горько улыбнулся;

Прилег, безмолвный, на траву

И в плащ широкий завернулся.

Мы все с участием живым,

За гетмана пылая местью,

Стояли молча перед ним,

Поражены ужасной вестью.

Он приковал к себе сердца:

Мы в нем главу народа чтили,

Мы обожали в нем отца,

Мы в нем отечество любили.

Не знаю я, хотел ли он

Спасти от бед народ Украины

Иль в ней себе воздвигнуть трон, -

Мне гетман не открыл сей тайны.

Ко нраву хитрого вождя

Успел я в десять лет привыкнуть;

Но никогда не в силах я

Был замыслов его проникнуть.

Он скрытен был от юных дней,

И, странник, повторю: не знаю,

Что в глубине души своей

Готовил он родному краю.