Владимир Богомолов - Момент истины (В августе сорок четвёртого)

В раздумье я остановил взгляд на двух высоких орешинах и дубке шагах в пятнадцати от примятости. На них я не лазил – не выдержали бы, да и росли они в стороне от «раскинутой» мною антенны.

Не без труда пригибая, я стал по очереди осматривать их и на второй орешине на высоте метров четырёх в углублении развилки двух верхних ветвей увидел то, что искал: повреждение коры, свежий след – как пропилено – забрасывали проволочную антенну с грузиком, а потом стягивали.

В таком огромном глухом массиве силами всего лишь трёх человек обнаружить на вторые сутки место выхода рации в эфир – всё равно что углядеть иголку в стоге сена. Или выиграть сто тысяч по лотерейному билету. Мысленно я себе аплодировал; от радости мне хотелось хлопать себя по ляжкам и кричать: «Я самый великий!»

Эмоции эмоциями, а дело делом. Достав один из манков, я приладился и, подражая голосу самки рябчика, засвистел:

– Ти-уу-ти… Ти-уу-ти… Ти-уу-ти…

Выждав с полминуты, повторил зов, и тут же в отдалении послышались ответные клики самца:

– Тии-тии-тиу-ти… Тии-тии-тиу-ти…

Наши условные сигналы означали примерно: «Желательно ваше присутствие», «Иду» – приняв мой зов, капитан уже двигался ко мне через лес. Судя по звуку, он находился от меня примерно в километре.

Пока он шёл, я продолжал поиски. Под кустами при выходе на тропу я разглядел на земле крупинки махорки и толчёного перца – присыпали следы – и снова отметил осторожность и предусмотрительность побывавших здесь людей. Я ползал на четвереньках в лопушистой траве, выбирая крупинки; время от времени я подавал манком сигналы, чтобы капитан мог на ходу уточнять направление движения.

Раньше Паши, к моему удовольствию, появились настоящие рябчики: старый и два молодых петушка, ладные, с красивыми пепельно-серыми хвостами. Перелетая с дерева на дерево, они достигли края поляны и, обнаружив человека, мгновенно исчезли.

Паша даже не пытался скрыть свою радость. Не говоря ни слова, я показал ему примятость, спичку и огурцы, а затем пригнул орешину; он увидел пропил на коре и не удержался – обнял меня. Такое за ним не водилось, и я это оценил.

– Ну а дальше? – шёпотом осведомился я.

Мы обшарили всё вокруг, облазили кусты и все тропинки в радиусе не менее пятисот метров, однако ничего больше не нашли. Словно те, кто вёл передачу, не ступали затем по земле, а поднялись в воздух или вообще растворились. Теоретически якобы невозможно не наследить, но это только теоретически…

Я знал, что сегодня же к ночи в Москве станет известно, что в таком-то лесном массиве, большом и непроходимом (это отметят непременно), мы отыскали место выхода рации в эфир, и в сообщении, должно быть, упомянут и мою фамилию. Это, разумеется, приятно, ну а дальше?..

По существу, имелось с десяток вопросов, на которые мы должны были бы теперь ответить. Однако на три из них, пожалуй, основные, мы не могли бы сказать ничего определённого:

откуда пришли и каким путём ушли те, кто вёл передачу?

сколько здесь было человек (два или три?) и, главное, кто они?

откуда и кто мог их видеть на подступах к лесу?

Усталые и голодные, мы молча возвращались под вечер к Шиловичам. Мы были чисты перед начальством и перед Москвой – как ангелы. Но проку пока что от этого – шиш да кумыш!

Не доходя до Шиловичей, Андрей свернул от опушки влево, где над рощицей поднимался лёгкий дымок. Вскоре сквозь кустарник он различил укромную полянку, почерневший котёл над костром и дюжую фигуру Хижняка с поварёшкой в руке. На траве возле костра стояли наготове чистые алюминиевые миски. Ни Алёхина, ни Таманцева ещё не было, и Андрея это весьма огорчило.

Уходя от хутора, он спешил сюда, чтобы сообщить об офицерах, а дальше, как он надеялся, всё делалось бы по усмотрению Алёхина или Таманцева. Сам Андрей при всём желании не мог определить, в какой степени эти офицеры представляют интерес и следует ли ими заниматься. Однако Алёхин и Таманцев ещё не вернулись, и получалось нескладно.

Взяв в машине бинокль, Андрей вышел кустами к всполью и улёгся под орешиной. Прямо перед ним широкой полосою расстилалось несеяное поле, вправо было видно шоссе, слева – опушка леса.

По шоссе время от времени проезжали машины, гружённые боеприпасами, ящиками и мешками с продуктами. Тупорылый тягач медленно буксировал громоздкое артиллерийское орудие; потом со стороны Лиды на северо-запад потянулся стрелковый полк.