Бернгард Келлерман - Братья Шелленберг

– Почему молния не ударяет в корабль?

– Спроси ученых. Они тебе расскажут сказку.

Женни что-то ответила, но гром заглушил ее слова.

Снова уставился Венцель на сеть молний, нахмурив брови, готовый к бою.

– О чем ты думаешь, Венцель? – спросила Женни.

В этот миг стали падать отдельные крупные капли дождя, ударяясь о палубу, как твердые монеты.

– Жаль, – сказал Венцель, сжимая кулаки, – жаль, что нельзя жить вечно! Всем владеть… и вечно жить! Силой, здоровьем владеть! И тобою!

Он поднял Женни на руки и понес ее вниз, в каюту. Она дрожала.

– Испытаем богов! Посмотрим, в какой мере они рыцари!

Так они крейсировали день за днем. Порою на несколько дней останавливались в одном из морских курортов. Пестрое побережье, стаи флагов. На борту появлялись гости, и начинался кутеж до поздней ночи. Женни радовалась, когда они держались подальше от берега.

Каждое утро и каждый вечер они купались в море, когда оно не было слишком бурно. Спускали шлюпку и плавали вокруг яхты.

Штобвассер оказался превосходным пловцом. Обычно он показывался редко, только за столом. Все время где-нибудь спал, свернувшись, как еж. С того времени, как он вместе с Вейденбахом расставлял кегли в маленьком городке Тюрингии это были для него первые дни покоя, отдыха и безмятежности.

«Клеопатра» ходила в Копенгаген, в Швецию. Заглядывала в определенные гавани взять почту Потом снова вернулась в Варнемюнде. Ждали Гольдбаума и Михаэля Шелленберга с его приятельницей Евою Дукс. Они должны были пробыть на яхте три дня.

Женни была рада этому. К Михаэлю она чувствовала искреннюю симпатию. Евы Дукс она еще не знала.

Когда яхта подходила к набережной, трое гостей уже стояли там. Толстый Гольдбаум с трудом взобрался по трапу и подозрительно оглядывал судно. Он не доверял морю.

– Слишком тут предаешься на волю божью, – говорил он.

У Евы была узкая, стройная мальчишеская фигура и очень простое, открытое лицо с большими синими глазами. Она была очень застенчива и известна своею молчаливостью. Состояла главным секретарем Михаэля и, по слухам, не уступала ему в трудоспособности.

– Как вам нравится тут? – спросила ее Женни, когда яхта снова вышла в море и суша скрылась из виду.

Ева скользнула по морю взглядом и тихо ответила:

– Красиво.

Она и вправду говорила мало, и с нею никак не удавалось завязать беседу. Когда стало прохладнее, Женни нежно набросила ей на плечи шаль.

Ева слегка повела плечами и поглядела на Женни долгим, удивленным и благодарным взглядом. Шевельнула губами, но не сказала ничего.

Однако, начиная с этого мгновения, Женни чувствовала, что они подружились.

Вечером на яхте настроение было оживленнее, чем обычно. Мужчины говорили о делах.

Михаэль приехал в Варнемюнде, надеясь спокойно поговорить с братом, что в Берлине было совершенно невозможно. Он хотел заинтересовать Венцеля одним большим проектом, крупной промышленной колонией на Срединном канале. Венцель уклонился от решения, но обещал обдумать это дело.

После обеда все лежали в креслах на палубе. Вечерело. Гаснущее зарево заката пылало мрачно и мощно, как дым вулкана. Яхта резала волны с тихим поскрипыванием, вода равномерно вскипала на носу. Это тихое поскрипывание и равномерное вскипание почти всех усыпляло. Говорили тихо или молчали. Штобвассер уже крепко уснул.

Только Макентин еще не мог успокоиться. У него завязался с Михаэлем спор, вполголоса, но очень живой. До Женни только по временам доносились обрывки фраз.

– Разрешите сказать, – крайне вежливо, слегка в нос, говорил Макентин. – Вы ведь согласитесь, что мы можем дешевле импортировать хлеб, чем сами производить его.

– Покамест – конечно, – ответил Михаэль. – Но мы улучшим наши методы, чтобы оказаться способными к конкуренции. Я не отрицаю, что в настоящее время экономичнее экспортировать швейные машины и на вырученные деньги ввозить хлеб, – конечно, при том условии, что вы можете найти сбыт для своих швейных машин.

– Но ведь это я в любое время могу!

– Нет, не можете. Иначе эти проблемы совсем и не подлежали бы обсуждению.

Молчание.

Макентин, очевидно, размышлял. Затем он продолжал.

– Допустим, что вам действительно удастся с помощью непредвиденных, совершенно новых способов повышения урожайности земли производить больше хлеба, чем требуется для Германии. Что тогда?

– Тогда избыточным хлебом я пользовался бы как кормом для животных и, например, настолько развил бы птицеводство, что Германии уже не нужно было бы ввозить яйца.