– Венцель шатается с этой леди Уэсзерли по парижским шантанам. Я знаю, чего он хочет! – крикнула Лиза.
Она провела тревожную ночь и заснула только под утро. Телефонный звонок адвоката разбудил ее. Юстиции советник Давидзон просил ее заехать к нему еще в утренние часы.
Юстиции советник сначала бегло просмотрел документы, затем принялся изучать их весьма основательно. Он даже поворачивал их, чтобы посмотреть, нет ли чего-нибудь на оборотной стороне. Наконец, забарабанил волосатыми пальцами по столу. Теперь он сосредоточился настолько, что мог вспомнить все подробности дела Венцеля Шелленберга против Елизаветы Шелленберг.
– За вами наблюдали, сударыня, – объявил он вдруг.
– Наблюдали? Кто? – Лиза побледнела.
– Из письма моего коллеги явствует, что вы в течение нескольких месяцев находились под наблюдением.
– Это подлость!
– Да, это, конечно, некрасиво, – ответил Давидзон и покачал головой. – Есть, видите ли, адвокаты, которые не останавливаются ни перед какими средствами. Спрашивается только, в какой мере эти наблюдения соответствуют истине. Вы провели три месяца на итальянской Ривьере. Мой коллега утверждает, что в продолжение двух месяцев у вас гостил и проживал вместе с вами один друг. Некто, – позвольте-ка поглядеть, – некто доктор Фридрих, жительствующий на Ахенбахштрассе, 5. Это верно, сударыня?
Глаза у Лизы сверкнули.
– На такие вопросы я не отвечаю! – сказала она.
Юстиции советник снисходительно улыбнулся.
– Мне, своему адвокату, вы могли бы спокойно ответить, сударыня. Вы были несколько неосторожны, но, пожалуйста, не волнуйтесь. Мой коллега утверждает далее, что и в Берлине вас уже иногда навещал этот друг и уходил от вас только утром.
– Это утверждение – презренная ложь! – крикнула Лиза.
Адвокат опять снисходительно улыбнулся.
– Вам не следует волноваться. Быть может, у вас ненадежная прислуга. Так мне кажется. Здесь указаны числа.
Лиза поклялась себе рассчитать сегодня же обеих горничных. (И одну из них действительно рассчитала: польку, которая не выдержала ее строгого допроса и выдала себя. Лиза отвесила ей две оплеухи и в тот же час выгнала ее вон.)
– Что касается детей, – продолжал адвокат, – то к этому не стоит относиться серьезно. Вы докажете, что дети получают тщательное воспитание и не остаются целые ночи без присмотра, когда обе служанки уходят веселиться.
– Все это возмутительно! Нельзя выразить, как все это возмутительно, и какая это бесстыдная ложь!
– Знаю, знаю, – успокоил ее адвокат. – Это все не беда. А вот еще замечание, которое мой коллега весьма бестактно счел нужным включить в свое прошение, замечание… позвольте, мы его сейчас найдем. Он утверждает, будто вы через несколько дней после рождения первого ребенка выразились о нем так: несколько фунтов мяса – и какой уродец!
Тут Лиза в негодовании вскочила:
– Мне приходится иметь дело с самым низким на свете подлецом и проходимцем! – закричала она.
Адвокат тоже встал и, сделав умоляющий жест, попросил ее сесть и не волноваться.
– Ведь это не имеет значения. Вырвалось ли у вас такое замечание, или не вырвалось, это все равно. Но ваша неосторожность, сударыня, должен прямо сказать, нимало не улучшила вашего положения. Суд может как-никак усмотреть в этом факт прелюбодеяния и объявить вас виновной стороной.
– Как? Меня? – перебила его Лиза, безмерно изумленная. – Я докажу, что Венцель прелюбодействовал с десятком женщин.
Адвокат покачал головой.
– Вы не знаете законов, сударыня! Это все-таки может случиться, и нам безусловно нужно с этим считаться. Но в этом случае, сударыня, господин Шелленберг был бы свободен от каких-либо обязательств по отношению к вам.
– Как?
– Не умолчу и о том, что суд в этом случае может постановить не оставлять впредь детей на вашем попечении.
– Ну, тогда ваши законы не стоят ничего!
Во внимание ко всем этим обстоятельствам и так как положение бесспорно ухудшилось в значительной степени, адвокат посоветовал согласиться на мировую. Он постарается добиться наилучших условий.
Но Лиза и слышать не хотела о полюбовной сделке. Венцель «сжег последний мост», и этого замечания относительно нескольких фунтов мяса она не простит ему до конца своих дней. Детей она боготворит. Венцелю это отлично известно, и все же он велел своему адвокату написать эту гадость. Она ведь совсем не отрицает, что когда-то у нее с языка сорвалось это глупое замечание, но кому не случалось сказать когда-нибудь грубость или глупость!
Читать дальше