Рэй Брэдбери - Заводная птичка

— А теперь вот так! — кричала, поднатужившись, Кит Рэндом.

У нее в темном дворике кто-то хохотал, взмывая над кронами деревьев, ныряя вниз и взлетая на другом краю.

— По голосу вроде как ваш мистер Коул, — нерешительно сказала одна из дам.

— Какой срам!

— Да ладно, Фанни.

— Просто срам!

— Будет тебе, Фанни, спать пора, — сказал мистер Коул.

К одиннадцати часам вечера в спальне было жарко натоплено и темно. Только миссис Коул белела во мраке, словно груда мороженого.

— Да тебя из города выгнать мало!

— Господи, когда ж это кончится? — Он ткнул кулаком подушку. — Говорю тебе, на заднем дворе есть качели, а я сто лет к ним не подходил. Здоровенная петля — «тарзанка», выдержит любой вес. Ты оставила меня мыть посуду, а сама побежала сплетничать с этими курицами. Я пошел выносить мусор, увидел, как она лихо раскачивается, и говорю: одно удовольствие посмотреть, а она: чего, мол, смотреть, вы попробуйте сами. Ну, я и перемахнул через забор, чтоб покачаться.

— И раскукарекался, как горластый петух.

— Не раскукарекался, а рассмеялся. Да что ты заладила, черт побери, я ведь ее по заднице не хлопал, верно? — Еще пару раз ткнув кулаком подушку, он перекатился на другой бок.

Среди ночи жена расслышала его бормотанье: «Хороша, чертовка, век бы с нее не слезал» — и снова зарыдала.

Теперь один только мистер Клеменц удерживался на краю пропасти: однако на другой день пришел и его черед. Миссис Клеменц застукала мужа, когда тот, сидя на стене заднего дворика вместе с мисс Кит Рэндом, пускал мыльные пузыри, живо обсуждая их размер, цвет и степень прозрачности. Патефон дрожащим голосом выводил старую, еще времен Первой мировой, песенку в исполнении квартета «Никербокер»; она называлась «Худшее, конечно, впереди». Миссис Клеменц тут же претворила в жизнь этот текст, схватив мужа за ухо, чтобы увести прочь.

— Владения этой женщины, — сказали миссис Коул, миссис Клеменц и миссис Тийс, — отныне объявляются запретной территорией.

— Как скажешь, радость моя, — ответили мистер Коул, мистер Клеменц и мистер Тийс.

— Не смей говорить ей «доброе утро» или «спокойной ночи, сестричка», — сказали миссис Коул, миссис Клеменц и миссис Тийс.

— Ни в коем разе, — ответили мужья, заслонившись газетами.

— Ты меня слышишь?

— Слышу, милая, — как один заверили мужья.

С той поры мистер Коул, мистер Клеменц и мистер Тийс исправно косили газоны, меняли лампочки, подстригали живую изгородь, красили двери, протирали окна, мыли посуду, выкапывали луковицы, поливали деревья, подкармливали цветы, спешили на работу и с работы, сгибались в три погибели, разминались, суетились, переводили дух, поднимались на цыпочки, выполняли уйму поручений и только успевали вытирать пот.

Тем временем в доме у Кит Рэндом остановились ходики, а цветы засохли — то ли выродились, то ли слишком разрослись. Деревья в разгар лета роняли листву из-за недостатка влаги, от дверей — стоило только прикоснуться — отваливались ручки, краска облупилась, пробки перегорели, на смену электричеству пришли засунутые в графин свечи — рай небрежения, царство хаоса.

Миссис Коул, миссис Клеменц и миссис Тийс еще раз поразились невероятному нахальству Кит Рэндом, когда та бросила им в почтовые ящики приглашения на чай — не иначе как отравленный.

Они наотрез отказались.

И все пришли.

Кит Рэндом подала «оранж пеко», свой любимый сорт, и, наполнив чашки, расслабилась и заулыбалась:

— Как хорошо, что вы меня посетили, милые дамы.

Милые дамы мрачно кивали.

— Нам нужно многое обсудить, — добавила она.

Милые дамы выжидали с каменно-холодными лицами и поглядывали на дверь.

— Мне показалось, вы меня совсем не понимаете, — сказала Кит Рэндом. — Видимо, нам нужно объясниться.

Они по-прежнему безмолвствовали.

— Я — свободная женщина, независимая в средствах.

— Подозрительная откровенность, — заметила миссис Тийс.

— Подозрительная, — эхом повторила миссис Коул.

Когда миссис Клеменц приготовилась опустить в чашку пакетик чая. Кит Рэндом не удержалась от смеха.

— Теперь все ясно: о чем бы я ни завела речь, вы будете отсчитывать кусочки сахара и греметь чайными ложками, чтобы меня не было слышно.

— А вы проверьте, — подзадорила миссис Тийс.

Кит Рэндом протянула руку, достала откуда-то блестящую медную трубку и принялась ее крутить.

— Это еще что? — спросили все трое в один голос, после чего каждая зажала рот ладонью, досадуя, что не придумала хлесткого словца.