Рэй Брэдбери - Объедки

— Остановись! — прервал ее Ралф Фентрисс. — Горло пересохнет. На, промочи.

Она посмотрела на бутылку и удивленно пробормотала:

— Это же «Le Corton»! Вино, которое мы пили в Авиньоне!

Он часто заморгал.

— И как же это я его заказал?

С ее щеки сбежала слеза.

— Знаешь что? — спросил он.

— Что?

— Мне кажется, ты действительно любила Сэма.

— Да! Именно поэтому я и обратилась к тебе за помощью! Расскажи мне о нем что-нибудь мерзкое, что-нибудь по-настоящему ужасное, так чтобы я перестала его уважать, потом он перестал бы мне нравиться и, может быть, в конце концов я бы возненавидела его и сумела бы от него избавиться!

— Дай подумать… Так сразу ничего такого и не припомнишь…

— Давай-давай, говори!

— Мне нечего тебе сказать! Да, Сэм, конечно же, был первостатейным хамом, грубияном и бабником. Но все это ему было — как если одеть гетры или охотничью шапочку или не того цвета туфли к строгому темному костюму, не более. Все сходило ему с рук. Ох уж этот Сэм, этот ужасный мальчишка, звучало отовсюду, вы слышали, что он опять отмочил? Он ведь так и не вырос. Поймаешь его за тем, как он пикает с крыши, а он, оказывается, таким способом определяет, какая будет завтра погода. Застукаешь его в постели со своей любовницей, а он посмотрит на тебя глазами невинного четырнадцатилетки и объяснит, что ему стало любопытно, что ты в ней нашел. Ты помнишь, как он отправился во Францию в дни празднования двухсотлетия Французской революции и известил своих парижских друзей о том, что революция не удалась? И прежде чем его собрались прикончить, он успел перечислить все неудачи. Революция закончилась террором и Наполеоном. Монархия пришла и ушла. В тысяча восемьсот семидесятом парижские коммунары, с одной стороны, сражались с пруссаками, с другой — расправлялись друг с другом. Тысяча девятьсот четырнадцатый? Поражение! Францию нам пришлось спасать. Сороковой, сорок четвертый? Мы воевали и привели Де Голля [1] Де Голль , Шарль (1890–1970) — президент Франции в 1959–1969 гг. в Париж. Провал за провалом! И что же сталось со страной? (При этих словах его парижские приятели вытащили ножи.) Франция стала самой удивительной страной, а Париж — самым прекрасным городом на свете! Услышав это, друзья попрятали свои ножики и расцеловали Сэма!

Теперь слезы бежали уже по его щекам. И была уже ее очередь сказать:

— Знаешь что? Я смотрю, ты тоже его любил!

— Да. Я даже ревновал его к тебе. Только никому об этом не говори.

— Не знаю, как она, а уж я об этом точно никому не скажу, — сказала Эмили Фентрисс, наливая еще вина.

Берил Вероника Глас допила свой бокал, чмокнула Ралфа в щеку и встала.

— Спасибо за вечер.

Она потянулась за кошельком.

— Брось ты! — остановил ее Ралф. — Лучше скажи, что ты сейчас намерена делать?

— Пойду позвоню моему приятелю.

— И дальше что?

— Попрошу его сделать то, о чем мы сегодня говорили. Взойти.

— А если и на сей раз ничего не выйдет?

— Это ты о ночных звонках?

— Хотя бы.

— Тогда… Тогда мне придется попросить вас о новой встрече. Еще такой же обед. Или, может, это требует слишком много времени? Тогда ленч. Или просто выпьем?

— Непременно выпьем, — вздохнул Ралф Фентрисс, — за обедом. А сейчас брысь.

— До встречи!

Она поцеловала Ралфа и его супругу и скрылась за дверью.

— Ты еще здесь? — обратился Ралф к женщине, сидевшей с ним за одним столиком.

— Здесь, хотя и чувствую себя пустым местом, — ответила Эмили Фентрисс.

На ступеньках их дома сидел какой-то совсем еще молодой человек. Он даже не шелохнулся, когда Ралф и Эмили Фентрисс остановились возле крыльца. Они долго стояли, глядя на него, прежде чем он почувствовал их присутствие и поднял на них заплаканные глаза.

— Господи, — сказал Фентрисс. — Ты ли это, Уилли Армстронг?

Уилли горестно покачал головой.

— Теперь уже, наверное, нет.

— Говори погромче. Я тебя плохо слышу.

— Я и сам не знаю, кто я теперь! — произнес молодой человек тоном обиженного маленького мальчика. — Уилма даже разговаривать со мной не хочет.

— Если не ошибаюсь, ты не видел ее уже с полгода.

— Да, — подтвердил Уилли Армстронг, понурив голову и закрыв лицо ладонями, так что голос его звучал глухо. — Она все еще не хочет со мной говорить. Я звоню каждый день, но она вешает трубку!

Фентрисс поразмыслил.

— Не значит ли это, что она…

— Да-а, — прозвучал приглушенный ответ, что она не хочет со мной разговаривать! — Но тут в голову Уилли пришла счастливая мысль, и он несколько приободрился. — Может быть, хотя бы вы со мною поговорите? Можно, я к вам на минутку зайду?