Александр Дюма: Сальватор. Часть. 1,2

Карета остановилась у почтовой станции.

Господин де Борни спросил свежих лошадей, Жибасье — какую-нибудь двуколку, чтобы продолжить путь.

Станционный смотритель указал на старый кабриолет в сарае; похоже, Жибасье остался доволен экипажем, несмотря на его ветхость.

Не беспокоясь больше о судьбе попутчика, г-н де Борни откланялся и приказал кучеру следовать в Фер-Шампенуаз, как и предвидел Жибасье.

Наш мадьяр сторговался со станционным смотрителем и пустился в путь, наказав форейтору ехать той же дорогой, что и его прежний попутчик.

Он обещал форейтору пять франков в награду, если они нагонят карету.

Тот пустил лошадей во весь опор, но Жибасье прибыл на следующую станцию, так никого и не встретив на дороге.

Там он расспросил станционного смотрителя и узнал, что никто не проезжал со вчерашнего дня.

Стало ясно: Сарранти, заподозрив неладное, во всеуслышание приказал кучеру ехать через Фер-Шампенауз, а на самом деле выбрал шалонскую дорогу.

Жибасье остался позади Сарранти.

Нельзя было терять ни минуты, чтобы приехать в Мо раньше его.

Жибасье бросил кабриолет, вынул из чемодана синий с золотом костюм правительственного курьера, надел лосины, мягкие сапоги, забросил за плечо мешок для депеш, сорвал фальшивые бороду и усы и приказал подать почтовую лошадь.

Вмиг лошадь была оседлана, и вот уже Жибасье мчался по сезанской дороге. Он рассчитывал добраться в Мо через Ла-Ферте-Гоше и Куломье.

Не останавливаясь, он проехал тридцать льё.

Через Мо не проследовал ни один экипаж, похожий на тот, что Жибасье описал смотрителю. Приказав подать ужин на кухне, он стал ждать.

Оседланная лошадь стояла наготове.

Так прошел час, и вот, наконец, прибыла ожидаемая с таким нетерпением карета.

Стояла глубокая ночь.

Господин Сарранти приказал подать бульон прямо в карету, а затем велел ехать в Париж через Кле; этого только и нужно было Жибасье.

Он вышел во двор, вскочил на коня и, обогнув улочку, выехал на парижскую дорогу.

Через десять минут он увидел позади огни — два фонаря на почтовой карете г-на Сарранти.

Все случилось так, как хотел Жибасье: он видел, оставаясь незамеченным. Теперь надо было подумать о том, чтобы его не слышали.

Он свернул на обочину и скакал, по-прежнему опережая карету на километр.

Прибыли в Бонди.

Там, словно по мановению руки, правительственный курьер обратился в форейтора, а тот возница, что должен был отправляться в дорогу, за пять франков с радостью уступил ему свою очередь.

Подъехал г-н Сарранти.

До Парижа оставалось совсем близко, и можно было не выходить из кареты; он выглянул из окна и спросил свежих лошадей.

— А вот они, хозяин, да какие! — подал голос Жибасье.

В самом деле, пара отличных белых першеронов уже была наготове: лошади ржали и били копытом.

— Да стойте вы смирно, окаянные! — закричал Жибасье, запрягая их с ловкостью заправского кучера.

Взнуздав лошадей, мнимый кучер подошел к дверце кареты с шапкой в руке и спросил:

— Куда едем, хозяин?

— Площадь Сент-Андре-дез-Ар, гостиница «Великий турок», — отвечал г-н Сарранти.

— Отлично! — отозвался Жибасье. — Считайте, что вы уже там.

— Как скоро мы будем на месте? — спросил г-н Сарранти.

— Через час с четвертью, если не будем нигде останавливаться! — пообещал Жибасье.

— Скорее в путь! Десять франков чаевых, если приедем через час.

— Как прикажете, хозяин.

Жибасье вскочил на подседельную лошадь и пустил коней в галоп.

Теперь-то он был уверен, что Сарранти от него не ускользнет.

Подъехали к заставе. Таможенники произвели краткий досмотр, которым они удостаивают путешественников, разъезжающих на почтовых, произнесли заветное слово «Поезжайте!», и г-н Сарранти, покинувший Париж семь лет назад через заставу Фонтенбло, теперь въезжал в столицу через заставу Птит-Виллет.

Четверть часа спустя карета влетела во двор гостиницы «Великий турок» на площади Сент-Андре-дез-Ар.

Оказалось, что в гостинице всего две свободные комнаты, расположенные одна против другой: № 6 и № 11.

Господин Сарранти выбрал комнату № 6, и лакей проводил его до двери.

Когда лакей спустился во двор, его окликнул Жибасье:

— Эй, скажите-ка, дружище…

— В чем дело, кучер? — презрительно отозвался лакей.

— Кучер! Кучер! — повторил Жибасье. — Нуда, я кучер. Что дальше? Разве в этом есть что-то унизительное?

— Да нет, конечно. Просто я вас называю кучером, раз вы кучер.