Александр Дюма: А. Дюма. Собрание сочинений. Том 41. Полина. Паскуале Бруно. Капитан Поль. Приключения Джона Дэвиса

Минут десять я стоял, пытаясь что-то услышать, но все было тихо; тогда мое убеждение поколебалось, уступив место сомнению. Я начал думать, что все-таки это было лишь сновидением и что, кроме меня, в приютивших меня развалинах никого не было. Я уже хотел было отойти от двери и возвратиться к моей колонне, но в этот миг снова показалась луна, осветив пространство, которое мне предстояло пересечь. И все же я решил пойти, несмотря на эту помеху, которая меня уже не пугала, но внезапно услышал, как упал отделившийся от свода камень. Этот звук, хоть я знал его причину, заставил меня вздрогнуть, как от предостережения; вместо того чтобы двинуться вперед, я остался еще на минуту в тени свода над моей головой. Вдруг сзади, за закрытой дверью, раздался далекий и гулкий звук; мне показалось, что где-то в глубине подземелья захлопнулась другая дверь. Вскоре послышались отдаленные шаги, потом они стали приближаться: кто-то поднимался по лестнице, на верхних ступенях которой стоял я. В это мгновение луна опять скрылась. Одним прыжком я очутился в коридоре и стал пятиться по нему, вытянув руки назад и глядя прямо перед собой на дверь в нише. Так я добрался до своей защитницы-колонны и занял прежнее место. Через минуту я услышал такой же звук, что разбудил меня; дверь отворилась и опять затворилась, потом показался человек. Выйдя наполовину из тени, он остановился, чтобы прислушаться и осмотреться вокруг, и, видя, что все спокойно, поднялся в коридор, но повернул в сторону, противоположную той, где я находился. Он не сделал еще и десяти шагов, как я потерял его из виду: такой густой была темнота. Через минуту луна вновь показалась, и на краю небольшого кладбища я увидел таинственного незнакомца с заступом в руках; он копнул им два или три раза землю, бросил какой-то предмет, который я не мог рассмотреть, в выкопанную ямку и, чтобы не оставить никакого следа, привалил сверху могильный камень, поднятый им прежде. Приняв эти меры предосторожности, он снова осмотрелся вокруг, но не обнаружив и не услышав ничего подозрительного, поставил заступ к соседней колонне и скрылся под сводом.

Эта минута была коротка, и сцена, описанная мною, происходила довольно далеко от меня; однако, несмотря на быстроту действий этого человека, я успел заметить, что он был среднего роста, белокурый, лет двадцати восьми-тридцати. На нем были простые штаны из голубого полотна, подобные тем, что обычно носят крестьяне в праздничные дни. Лишь одна вещь могла указать, что этот человек не принадлежал к тому классу, чью одежду он использовал, — то был дорогой охотничий нож, висевший у него на поясе и блестевший в лунном свете. Что касается лица, то я не смог бы точно описать его, хотя успел рассмотреть его достаточно, чтобы узнать при встрече.

Ты понимаешь, что после всей этой странной сцены на весь остаток ночи у меня пропала всякая надежда на сон и даже всякая мысль о нем. Итак, я стоял, по-прежнему не ощущая усталости, охваченный тысячью противоречивых мыслей и твердо решивший проникнуть в эту тайну; но сразу же сделать это было невозможно: у меня не было оружия, как я уже сказал, и не было ни ключа от этой двери, ни инструмента, чтобы можно было ее отпереть. Тогда я подумал: не лучше ли сообщить обо всем, что я видел, нежели решиться самому на приключение, ведь в конце его я вполне мог, как Дон Кихот, встретить какую-нибудь ветряную мельницу? Поэтому, как только небо начало светлеть, я направился к паперти, по которой вошел, и через минуту очутился на склоне горы. Непроглядный туман окутал море; я вышел на берег и сел, ожидая, когда прояснится. Через полчаса взошло солнце и его первые лучи прогнали туман с поверхности океана, еще дрожащего и свирепого после вчерашней бури.

Я надеялся найти свою лодку — морской прилив должен был выбросить ее на берег; действительно, я увидел, что она лежала между камнями, но из-за отлива я не мог стащить ее в море, к тому же одна из досок ее днища была разбита о выступ скалы. Итак, мне не оставалось никакой надежды возвратиться морем в Трувиль. К счастью, на всем побережье жили рыбаки, и получаса не прошло, как я увидел рыбацкое судно. Вскоре оно подошло на расстояние, когда меня уже можно было услышать: я махал руками и кричал. Меня увидели и услышали, судно причалило к берегу; я перенес на него мачту, парус и весла, боясь, что их унесет новым приливом; что касается самой лодки, то я оставил ее до приезда хозяина, чтобы он решил, годится ли она еще на что-нибудь, и тогда расплатиться с ним, вернув стоимость или всей лодки или только ее ремонта. Рыбаки, принявшие меня как нового Робинзона Крузо, были также из Трувиля. Они узнали меня и очень обрадовались, что я жив. Накануне они видели, как я отправился в море, и, зная, что я еще не возвратился, уже считали меня утонувшим. Я, рассказав им о своем кораблекрушении, объяснил, что ночь провел за скалой, и потом спросил, как называются развалины, на вершине горы. Они отвечали мне, что это развалины аббатства Гран-Пре, лежащего подле парка замка Бюрси, в котором живет граф Орас де Бёзеваль.