Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 41. Полина. Паскуале Бруно. Капитан Поль. Приключения Джона Дэвиса

В то же мгновение (все это происходило с быстротой молнии) стая собак отхлынула, раненый кабан бросился за ними и, прежде чем госпожа де Люсьенн успела вскрикнуть, сбил с ног Поля; тот, опрокинутый, упал, и свирепое животное, вместо того чтобы бежать, остановилось в остервенении над своим новым врагом.

Тогда последовала минута страшного молчания; госпожа де Люсьенн, бледная как смерть, протянув руки в сторону сына, шептала едва слышно: «Спасите его!.. Спасите его!..» Господин де Люсьенн, который был вооружен, взял свой карабин и хотел прицелиться в кабана, но там был Поль; стоило дрогнуть его руке — и отец убил бы сына. Судорожная дрожь овладела им; он понял свое бессилие, бросил карабин и устремился к Полю, крича: «На помощь! На помощь!» Прочие охотники последовали за ним. В то же мгновение один молодой человек соскочил с лошади, поднял ружье и закричал тем сильным и твердым голосом, которым повелевают: «Посторонись!» Охотники расступились, чтобы дать дорогу пуле — посланнице смерти. То, что я рассказываю вам, произошло менее чем за минуту.

Взоры всех остановились на охотнике и на его страшной цели. Он был тверд и спокоен, как будто перед глазами его была обычная мишень. Дуло карабина медленно поднялось, потом, когда оно достигло нужной высоты, охотник и ружье стали такими неподвижными, словно были высечены из камня. Раздался выстрел, и кабан, раненный насмерть, повалился в двух или трех шагах от Поля, а тот, освободившись от своего противника, стал на одно колено и схватил охотничий нож. Но напрасно: пуля была направлена такой верной рукой, что оказалась смертельной. Госпожа де Люсьенн вскрикнула и упала в обморок. Люси тоже начала клониться и упала бы с лошади, если бы один из доезжачих не поддержал ее; я соскочила со своей лошади и побежала к госпоже де Люсьенн. Охотники, исключая спасителя — выстрелив, он спокойно поставил карабин к стволу дерева, — окружили Поля и мертвого кабана.

Госпожа де Люсьенн пришла в чувство на руках сына и мужа. У Поля была только слегка ранена нога: так быстро случилось все рассказанное мною. Когда прошло первое волнение, госпожа де Люсьенн огляделась: она хотела выразить материнскую благодарность и искала охотника, спасшего ее сына. Господин де Люсьенн понял ее намерение и подвел к ней спасителя. Госпожа Люсьенн схватила его руку, чтобы поблагодарить, но залилась слезами и могла произнести только: “О господин де Бёзеваль!..”»

«Так это был он?» — изумился я.

«Да, это был он. Я видела его в первый раз, окруженного признательностью целого семейства, и была ослеплена волнением, испытанным мною при виде сцены, героем которой он был. Это был молодой человек ниже среднего роста, бледный, с черными глазами и светлыми волосами. На первый взгляд, ему было не более двадцати лет; но, приглядевшись, можно было заметить легкие морщины, бегущие от глаз к вискам, тогда как неприметная складка, проходившая по лбу, указывала, что в глубине его сознания или сердца постоянно присутствует мрачная мысль. Бледные и тонкие губы, прекрасные зубы и женственные руки довершали этот облик, вначале внушивший мне скорее чувство неприязни, чем симпатии: таким холодным было среди всеобщего восторга лицо этого человека, когда мать благодарила его за спасение сына.

Охота закончилась, и мы возвратились в замок. Войдя в гостиную, граф Орас де Бёзеваль извинился, что не может остаться: он дал слово обедать в Париже. Последовало возражение, что ему придется сделать пятнадцать льё за четыре часа, чтобы не опоздать. Граф отвечал, улыбаясь, что лошадь его привыкла к такой езде, и приказал своему слуге привести ее.

Слуга его был малаец; граф Орас привез его из путешествия в Индию, где он получил значительное наследство. Малаец носил одеяние своей страны и, хотя он жил во Франции уже около трех лет, говорил только на своем родном языке, из которого граф знал лишь несколько слов и с их помощью объяснялся со слугой. Малаец исполнил приказание с удивительным проворством, и скоро из окон гостиной мы увидели двух лошадей, бивших копытами от нетерпения. Как превозносили их породу присутствующие мужчины! Это были в самом деле, насколько я могла судить, две превосходные лошади: их хотел купить принц де Конде, но граф Орас удвоил цену, предложенную его королевским высочеством, и оставил принца ни с чем.

Все провожали графа до подъезда. Госпожа де Люсьенн, казалось, не сумела за это время выразить ему всю свою признательность и сжимала его руки, умоляя возвратиться. Он обещал, бросив в мою сторону быстрый взгляд, заставивший меня, как при вспышке молнии, опустить глаза: я почему-то подумала, что этот взгляд был адресован мне.