Кальман Миксат - Осада Бестрице

— Хочешь у меня остаться, Аполка?

Девушка еще ниже опустила свою растрепанную головку (граф, сам того не замечая, расплел ее собранные в косы белокурые волосы) и, спрятав лицо у него на груди, тихо, словно стыдясь своих слов, пролепетала:

— Я буду часто-часто навещать вас. Очень часто. Раз в неделю. Хорошо?

Руки Иштвана Понграца, обнимавшие белоснежную шею девушки, упали, как надломленные: какая-то роковая сила нанесла ему удар.

— Значит, ты все-таки хочешь уйти? — вырвалось у него.

Он уставился на нее бессмысленным, тупым взглядом, затем повернулся на каблуках и поплелся из комнаты, как побитая А собака. Напрасно Аполка кричала ему вслед:

— Не сердитесь на меня, граф Иштван, я буду приезжать к вам два раза в неделю! И два раза в неделю вы будете ездить к нам. Мы будем всегда вместе, Я буду любить вас, как и прежде.

Он шел по коридору неверными шагами, не оборачиваясь, словно не слыша ее слов, уронив голову и сердито размахивая руками.

У себя в кабинете он заметил часового, который все еще стоял, словно застыв на месте.

— А ты чего ждешь? — спросил он.

— Ответа, ваше сиятельство.

— Какого ответа?

— Для гонца, что привез вам письмо.

— А-а, правильно. Пришли сюда этого человека.

Старый Янош Реберник (тот самый гайдук, который несколько лет назад подобрал Аполку на берегу Вага) вошел в комнату.

— Передай своему господину, что Иштван Понграц слов наш ветер не бросает. В субботу можете получить девушку.

Затем он взял со стола два пистолета великолепной работы и подарил их Ребернику:

— У меня можно получить или двадцать пять палок, или j что-нибудь хорошее. Поезжай с богом, старина!

Когда гонец бургомистра Блази уехал, граф словно почувствовал облегчение. Весь вечер он весело мурлыкал что-то себе под нос и даже насвистывал. Обитатели замка говорили друг другу: "Видно, добрая весть была в письме, которое сегодня получил наш господин". О содержании письма граф никому не обмолвился, даже Пружинскому, хотя вечером, что уже давно не случалось, он велел позвать поляка к себе:

— Давай, дружище, повеселимся с тобой сегодня.

Они пили до позднего вечера из больших серебряных кубков, так что паж едва успевал таскать им из подвала вино. Под конец граф Иштван, как в былые времена, развеселился, позвал капеллана, «дьяка» Бакру и «полковника» Памуткаи и приказал им хором петь:

Сам граф Иштван пел вместе со всеми, отбивая ногою такт шутовской, лишенной мелодии песни… Чего доброго, чудодейственная влага еще вернет ему рассудок!

И вдруг, словно оборвалась какая-то струна, без всякого перехода Понграц внезапно заплакал и начал по очереди обнимать своих друзей: расцеловав их, раздарив им на память серебряные кубки, он побежал во двор, оттуда в парк, где забрался на пчельник, уселся среди ульев и просидел до самого утра, неподвижно, уставившись на луну и на сверкающие глаза звезд Большой Медведицы.

Всю ночь граф ни на минуту не сомкнул глаз, но наутро его не клонило ко сну; он много выпил накануне, но не был пьян. Чуть свет он послал Стречо в деревню Лапушня, приказав позвать к нему тамошнего столяра Дёрдя Матея со всеми инструментами.

Дёрдь Матей как раз собрался позавтракать, но, зная причуды своего барина, все оставил нетронутым и поспешил в замок.

Граф Иштван ласково принял его и угостил токайским, которое как раз пил.

— Хорошее вино? — спросил он у столяра.

— Наверное, хорошее, — отвечал тот, — раз его подносят маленькими стаканчиками.

Граф Иштван швырнул на пол стопку, схватил большой серебряный кубок и, наполнив его токайским, протянул столяру.

— Так зачем изволили меня звать, ваше сиятельство?

— Большое дело задумал я, Дёрдь Матей. Такого тебе еще никогда не доводилось делать.

— Делал я, ваше сиятельство, все на свете, даже арестантские колодки.

— Так вот, сделай мне гроб из орехового дерева в полторы сажени шириной и в полторы сажени высотой.

Дёрдь Матей от удивления рот разинул:

— Какой же это гроб с дом величиной? Это ж целый Ноев ковчег, ваше сиятельство!

— Не твое дело. Мастер ты хороший, справишься. Ореховое дерево и все прочее есть. До тех пор не выйдешь из замка, пока не закончишь.

И Матей приступил к работе: в каретнике он строгал и пилил, и никто в замке не мог догадаться, на что это он изводит такие замечательные ореховые доски. Граф то и дело приходил к нему посмотреть, как подвигается работа. Видно было, что его очень интересует данный столяру заказ.