Хуан Рульфо - Педро Парамо

— А если бы погнался, тогда что? Что тогда?

— Очень мы ему нужны!

— А я тебе скажу, что так-то оно и лучше. Про него, знаешь, нехорошо говорят. Мне рассказывали, будто он для дона Педро девчонок заманивает. Так что считай, мы с тобой дешево отделались.

— Твоя правда. На этакого старикашку и взглянуть-то противно.

— Идем отсюда.

— Идем. От греха подальше.

Ночь. Глухая ночь. И опять голоса.

— …Но я же сказал, уродится нынче маис — выплачу тебе все сполна. А не уродится — будь другом, подожди, ты же не разоришься.

— Я с тебя не требую. Ты знаешь, я своему слову хозяин. Да земля-то не твоя. Ты чужой клин запахал. Где же тебе будет взять, чтобы со мной рассчитаться?

— Кто это выдумал, что земля не моя?

— Ходят разговоры, будто ты ее Педро Парамо продал.

— Да я его и в глаза не видал, твоего Педро Парамо. Земля эта моя испокон веку.

— Это ты так говоришь. А люди говорят, что весь этот участок его.

— Пусть они это мне скажут.

— Послушай, Галилео, я к тебе со всем моим уважением, ты же знаешь. Как-никак ты моей сестре муж. И ей за тобой как у Христа за пазухой, это всякий скажет. Но уж мне бы ты мог не врать. Продал землю, а теперь юлишь.

— Да говорю же тебе, никому я ее не продавал.

— Продавал не продавал, а это земля Педро Парамо. Стало быть, он так распорядился. Дон Фульгор к тебе не заезжал?

— Нет.

— Значит, завтра приедет. А не завтра, так в другой день.

— Ничего он тут не добьется. Скорей уж порешим друг друга: либо он меня, либо я его.

— Ну что ж, зятек, когда так, — мир праху и да почиет в бозе, аминь! Раз ты сомневаешься.

— Ничего, шурин, еще увидимся. Ты обо мне не беспокойся. Зря, что ли, мать меня малого драла? У меня шкура дубленая, выдержит.

— Тогда до завтра. Передай сестре, что нынче я у вас ужинать не буду. Неохота мне потом говорить: «Мы с ним последний вечер вместе провели, у него дома».

— Ладно, передумаешь — возвращайся, оставим на твою долю.

Удаляющийся стук сапог, затихающее звяканье.

— Я приеду за тобой завтра чуть свет, слышишь, Чона! У меня уже и мулы приготовлены.

— А что, как отец с горя помрет? Старый ведь он совсем… Никогда себе не прощу, если с ним по моей вине что случится. Одна я у него на свете. Кто без меня за ним присмотрит? Ни подать, ни убрать некому. И что тебе неймется? Увезу да увезу. Потерпи, недолго осталось. Папа не жилец.

— Прошлый год ты мне то же самое говорила. А после еще меня же и стала корить, что, мол, на рисковое дело у меня пороху не хватает, но самой-то тебе, дескать, все опостылело, хоть сейчас в дорогу. Так вот, мулов я достал, дожидаются наготове. Едешь?

— Погоди, дай подумать.

— Знала бы ты, Чона, как ты мне нравишься! Нет больше моих сил терпеть! Едешь — хорошо, не едешь… все равно поедешь!

— Погоди, дай подумать. Могу я его бросить? Сам рассуди. Подождем уж, пока умрет. Ему недолго осталось. Тогда открыто с тобой уеду, не надо будет тайком увозить.

— Это ты еще прошлый год говорила.

— Ну и что?

— А то, что теперь я мулов нанял. Мулы дожидаются, ясно тебе! За тобой одной дело стало. А старик твой и без тебя обойдется, не пропадет. Ты красивая, молодая. Мало, что ли, сердобольных бабок кругом? Сыщется для него сиделка.

— Не могу я.

— Можешь.

— Не могу. Жалею я его, понимаешь? Отец ведь он мне, не кто-нибудь.

— Коли так, нечего и говорить. Поеду к Хулиане, сохнет по мне девка.

— Поезжай. Я тебя не держу.

— Так что? Приезжать завтра?

— Нет. Больше ко мне не приезжай.

Шорохи. Чей-то говор. Неясные шумы. Песня вдали.

Высоко, на фальцете, выводят мелодию мужские голоса. Не знать — скажешь, поют женщины.

Показались повозки. Неторопливо шагают в упряжке волы. Скрежещут по камням колеса. Возчики плетутся, словно спят на ходу.

«…Каждую ночь, перед рассветом, дома содрогаются от грохота повозок, въезжающих со всех сторон в селение. Повозки верхом нагружены селитрой, початками маиса, скошенной травой. От скрипа колес звенят оконные стекла, будят заспавшихся. Обычно в этот час хозяйки уже успели развести в очагах огонь, и в воздухе пахнет свежеиспеченным хлебом. А иной раз бывает, что вдруг налетит гроза, зашумит дождь. Гляди-ка, да ведь это весна пришла. В тех краях, сынок, многое случается „вдруг“, ты скоро к этому привыкнешь».

Сонную тишину селения вдребезги разбивает грохот порожних повозок. А минуту спустя их заглатывает темная ночная дорога. И снова мрак. Голоса мрака.