Уильям Сароян - Сломанное колесо

Крикор откатил велосипед на задний двор и попытался опустить седло пониже. Он очень старался, и вскоре ему удалось максимально опустить седло, но и тогда велосипед был слишком велик для него, и ему приходилось крутить педали из-под рамы. Однажды мама занесла велосипед в дом и заперла в чулане.

– Твой отец, – сказала она Крикору, – ходил прямо, и твоя мать тоже ходит прямо, и я ни за что не позволю тебе делать из себя калеку. Если уж тебе приспичило кататься на велосипеде, лучше купи себе такой, на котором сможешь сидеть в седле.

Почти два года после школы Крикор продавал газету «Ивнинг Геральд» и копил деньги. Мама велела ему откладывать заработанное, но не возражала, чтобы он тратил столько, сколько считает нужным. На свой двенадцатый день рождения он явился домой с тортом, который обошелся ему в семь с половиной долларов. Когда мы поинтересовались, зачем ему понадобилось пускаться на столь неразумные расходы и зачем он приволок такой здоровенный торт, когда нас в доме всего пятеро, он объяснил:

– Это был первый торт, который мне показал кондитер, а я никогда раньше не покупал тортов на день рождения. Я подумал, что как раз такой нам и нужен. А что, очень большой?

– Нам и за месяц его не осилить, – сказала Люси.

Всю неделю – на завтрак, обед и ужин – у нас был торт, и мы не переставали острить по этому поводу.

И вот однажды Крикор прикатил велосипед в магазин и обменял его на другой, поменьше. Крикор был начисто лишен коммерческой жилки; единственной причиной, почему он купил большой велосипед, было то, что продавец велосипедов Кебо навязал ему именно этот. Крикор приехал домой на маленьком велосипеде, сидя в седле, как полагается, и мама сказала:

– Ну вот, другое дело. Теперь это на что-то похоже.

Вскоре я катался на велосипеде больше, чем Крикор, пока, наконец, дело не дошло до драки. У нас и раньше случались потасовки, но эта была самая грандиозная, ведь мы повзрослели. Крикор гонялся за мной вокруг дома, затем я внезапно обернулся и стал гонять вокруг дома его. Мы боролись по-настоящему и в то же время – понарошку, стараясь не причинить друг другу боль, а потом нас разняла мама и сказала, что не видать нам велосипеда, если мы будем из-за него драться. Я знал и, думаю, Крикор тоже знал, что велосипед тут ни при чем. Мы бы подрались из-за чего-нибудь другого. Просто велосипед подвернулся под руку. Мы тузили друг друга, потому что были братьями и любили друг друга и потому что вместе нам довелось много всего испытать. Как-то, когда мы втихаря колошматили друг друга на заднем дворе, старик Андреас, проходивший мимо по пустырю, побежал к дверям нашего дома и закричал по-армянски:

– Эстер, Эстер, твои сыновья убивают друг друга.

Кое-как мы научились пользоваться велосипедом вместе. Иногда я катал Крикора, но чаще – он меня. Многие братья в городе так поступали. Мы проторили тропинку по пустырю. На его краю был крутой склон в три – четыре фута. Мы разгонялись и, набрав скорость, летели с горки.

Однажды воскресным днем, в ноябре, мы решили прокатиться до ярмарочной площади. Ярмарки как таковой не было, и бейсбольного матча тоже, но нам хотелось проехаться на велосипеде по тем местам да еще и по грунтовой дороге. Мы часто сюда приезжали и раньше, нам нравилось, что мы одни на пустынной площади, в такие минуты возникало совсем другое ощущение, чем когда на ней толпился народ, – было приятнее, уютнее и гораздо веселее. Нам нравились огромная площадь, непривычно пустые прилавки и тишина. Мы крутили педали по очереди, каждый проезжал по миле. У Крикора были часы, и он засекал время, когда дистанцию проходил я, потом я засекал его время. У нас была книжечка, куда мы заносили свои результаты.

Касторовое дерево разрослось, вытянулись и персиковые деревца. Наступили Пасха, Рождество, а затем и День изюма; мы постригли куст жимолости, чтобы омолодить ее, купили новую обувь и одежду, переболели гриппом, но не заметили и не запомнили никаких изменений. В семейном альбоме было несколько фотографий, и нам, глядя на них, не казалось, что мы изменились. Мы жили тихо; просиживая зимние вечера, делали уроки, играли на пианино, разговаривали, громко смеялись, неизвестно над чем. Перемена произошла, но мы не заметили этого. И вот мы снова взяли велосипед и отправились на ярмарочную площадь.

Я сидел на раме, а Крикор – в седле, так мы пересекли пустырь.

– Теперь ныряем, – скомандовал Крикор.

Мы доехали до горки и покатились с нее, но пока мы спускались, что-то случилось. Вилка велосипеда треснула и сломалась, переднее колесо завалилось набок. Все происходило, как в замедленной съемке, словно не наяву, и пока ломалась вилка, пока отлетало колесо, мы словно бы пробуждались от бесконечного сна и осознавали, что этот обыденный случай – на самом деле колоссальное, жизненно важное событие. Оно должно было нас позабавить и развеселить, но нам не было ни забавно, ни весело. Мы молча побрели домой.