Петр Боборыкин - Василий Теркин

На палубах, передней и задней, бродили совсем черные фигуры пассажиров. Многие кутались уже в теплые пальто и чуйки на меху — из мещан и купцов, возвращавшихся последними из Нижнего с ярмарки.

На носовой палубе сидел Теркин и курил, накинув на себя пальто-крылатку. Он не угодил вверх по Волге на собственном пароходе «Батрак». Тот ушел в самый день его приезда в Нижний из Москвы. Да так и лучше было. Ему хотелось попасть в свое родное село как можно скромнее, безвестным пассажиром. Его пароход, правда, не всегда и останавливался у Кладенца.

Давно он там не был, больше пяти лет. В последний раз — выправлял свои документы: метрическое свидетельство и увольнительный акт из крестьянского сословия. Тогда во всем селе было всего два постоялых двора почище, куда въезжали купцы на больших базарах, чиновники и помещики. Трактиров несколько, простых, с грязцой. В одном, помнится ему, водился порядочный повар.

Все это мало его беспокоило. Он и вообще-то не очень привередлив, а тут и подавно. Ехал он на два, на три дня, без всякой деловой цели. Желал он вырвать из души остаток злобного чувства к тамошнему крестьянству, походить по разным урочищам, посмотреть на раскольничью молельню, куда проникал мальчиком, разузнать про стариков, кто дружил с Иваном

Прокофьичем, посмотреть, что сталось с их двором, в чьих он теперь руках, побывать в монастыре. К игумену у него было даже письмо, и он мог бы там переночевать, да пароход угодит в Кладенец слишком поздно, и ему не хотелось беспокоить незнакомого человека, да еще монаха, может быть, в преклонных летах.

Встреться он с кем-нибудь из своих промысловых приятелей, с одним из остальных пайщиков

"товарищества" и начни он им говорить, зачем он едет в

Кладенец, вряд ли бы кто понял его. Один бы подумал: "Теркин что-то несуразное толкует", другой:

"притворяется Василий Иваныч; должно быть, наметил что-нибудь и хочет сцапать".

Ничего он не желал ни купить, ни разузнавать по торговой части. Если б он что и завел в Кладенце, то в память той, кому не удалось при жизни оделить свой родной город детской лечебницей… Ее деньги пойдут теперь на шляпки Серафимы и на изуверство ее матери. стр.280

— Больно уж поздно, — обратился к нему пассажир в теплой чуйке, подсевший к нему незадолго перед тем. — Никак, часов десять?

Теркин вынул часы, зажег спичку и поглядел.

— Четверть одиннадцатого.

— А нам еще добрых три, коли не четыре, версты до Кладенца.

— Вы сами оттуда будете?

— Оттуда, господин.

— По торговой части?

По говору он узнал тамошнего уроженца. Пассажир был сухопарый, небольшого роста, с бородкой, в картузе, надетом глубоко на голову. Вероятно, мелкий базарный торговец.

Теркин повторил вопрос.

— Нешт/о! Бакалеей займаемся!

— За товарцем к Макарию небось ездили?

— Поздненько угодил-то. Армяне совсем расторговались… Которая бакалея осталась в цене… Да заминка у меня вышла… И хворал маленько… Ну, и опоздал.

— Вы уроженец тамошний, кладенецкий?

Лицо торговца он хорошо мог разглядеть вблизи; но оно ему никого не напоминало.

— Мы коренные, тутошние.

— Из бывших графских?

— Да, из графских. А вы, господин, наше село, чай, знаете?

— Немножко.

— И теперь туды же?

— Туды.

— У кого же остановитесь? У знакомца?

— На постоялом.

— Чернота у нас на постоялых-то дворах.

— Кочнев держит по-прежнему?

Торговец вгляделся в Теркина, но не узнал его.

— Кочнев? — переспросил он. — Давно уж приказал долго жить. Зятья его… народ шалый… Совсем распустили дело… Прежде и господам не обидно было въехать, а ноне — зазорно будет. Только базарами держится.

Торговец говорил слабым голосом, очень искренно и серьезно.

— Где-ни6удь притулюсь. Я всего-то на два дня.

— Номера есть, господин. стр.281

— Настоящие номера?

— Как следует… С третьего года. Малыш/ова, против

Мар/инцева трактира. Около базарных рядов. Или вы еще не бывали у нас николи?

— Как не бывать. И трактир этот помню; только против него лавки были, кажется.

— Точно. Допрежь торговали. Теперича целый этаж возведен. Тоже спервоначалу трактир был. Номера уж… никак, четвертый год. Вот к пристани-то пристанем, так вы прикажите крикнуть извозчика Николая. Наверняка дожидается парохода… У него долгуша… И малый толковый, не охальник. Доставит вас прямо к Малыш/ову.

Все это было сказано очень заботливо.

"Добряк, — подумал Теркин, — даром что базарный торгаш. Может, раскольник?"