Петр Боборыкин - Василий Теркин

Теркина не стесняло ее; потом она взглянула на него с краской на щеках и выговорила потише:

— На минуточку… пошлите мне Степаниду… Или нет, я сама…

— А его вам оставить? — спросил Теркин, указав головой на карлика. — Я выйду.

— Он — ничего!..

Она даже усмехнулась, и в глазах у нее не было уже ни страха, ни даже беспокойства.

Теркин вышел в коридорчик.

— Бьются они там, — доложила ему шепотом Степанида, все еще в слезах. — Позвольте, барин, хоть воды… спирту…

Из спальни раздавался истерический хохот Серафимы.

— Ничего! Пройдет! — так же жестко выговорил он и тут только вспомнил, что надо припрятать кинжал, брошенный на пол.

"Вещественное доказательство", — подумал он, вышел на заднее крыльцо и присел на ступеньку.

Ночь пахнула ему в лицо свежестью.

Он уже не боялся больше за Калерию и ни чуточки не жалел Серафимы. Его нисколько не трогало то, что эта женщина пришла в такое безумство, что покусилась на убийство из нестерпимой ревности, из обожания к нему.

"Распуста! — выговорил он про себя то самое слово, которое выплыло у него в лесу, когда он там, дорогой в Мироновку, впервые определил Серафиму. -

Злоба какая зверская! — толпились в нем мысленно приговоры. — Хоть бы одна человеческая черта… Никакой сдержки! Да и откуда?.. Ни Бога, ни правды в сердце! Ничего, кроме своей воли да бабьей похоти!"

Ему как будто стало приятно, что вот она теперь в его руках. Хочет — выдаст ее судебной власти… Большего она не заслуживает.

Это проскользнуло только по дну души, и тотчас взяло верх более великодушнее чувство.

"Выпущу завтра — и ступай на все четыре стороны. Дня не останусь с нею! Калерию Порфирьевну я должен оградить первым делом".

И с новой горечью и надеждой стал он думать о том, что без нее, без соблазна, пошедшего от этой именно женщины, никогда бы он не замарал себя стр.247 в собственных глазах участием в утайке денег Калерии и не пошел бы на такой неблаговидный заем.

"Подлость какая! — чуть не вскричал он вслух. Ограбить девушку, оскорблять ее заочно, ни за что ни про что, ее возненавидеть, да еще полезть резать ей горло ножом сонной, у себя в доме!.."

Тут только наплыв нежной заботы к Калерии охватил его. Его умиление перед этой девушкой "не от мира сего" вызвало тихие слезы, и он их не сдерживал.

— Барин! — раздался сзади возбужденный шепот Чурилина. — Барышня вас просят к себе.

— Легли опять в постель?

— Да-с. И сами себя перевязали. Я диву дался…

Карлик считал себя немножко и фельдшером. Ловкость

Калерии привела его в изумление.

Теркин перебежал коридорчик.

— Бесценная вы моя!

Он опустился на колени подле кровати и прильнул губами к кисти пораненной руки, лежавшей поверх одеяла.

Калерия прислонилась к подушке и заговорила тихо, сдерживая слезы:

— Ради Создателя, Василий Иваныч, простите вы ей! Это она в безумии. Истерика! Вы не знаете, вы — мужчина. Надо с мое видеть. Ведь она истеричка, это несомненно… Прежде у нее этого не было. Нажила…

Не оставляйте ее там взаперти. Пошлите Степаниду… Я и сама бы… да это еще больше ее расстроит. Наверно, с ней галлюцинации бывают в таких припадках.

— Никакой тут болезни нет, — прервал он. — Просто злоба да… зверство!

— Голубчик! Она вас до сумасшествия любит. Что ж это больше, скажите вы сами?.. Мне так прискорбно. Внесла сюда раздор… Я рада-радехонька буду уехать хоть завтра… да мне вас обоих до смерти жалко. Помирить вас я должна… Непременно!

— Пускай она своей дорогой идет!

— Не берите греха на душу! Она — ваша подруга. Брак — великая тайна, Василий Иваныч. Простите.

— И вы за кого просите! Не стоит она вашего мизинца!

— Подите к ней, приласкайте… Ведь у меня чистый пустяк… Завтра и боль-то вся пройдет… Я в Мироновку на весь день уйду. стр.248

— Воля ваша, — выговорил он, все еще стоя у кровати, — не могу я к ней идти… Горничную пущу. Больше не требуйте от меня… Ах вы!.. Вот перед кем надо дни целые на коленях стоять!

— Чт/о вы, чт/о вы!.. Голубчик!

Она махнула рукой и тотчас от боли чуть слышно заныла.

— Милая!.. Гоните меня!.. Почивайте!.. Верьте, — слезы не позволили ему сразу выговорить. — Верьте… Василий Теркин до последнего издыхания ваш, ваш… как верный пес!..

Он выбежал и крикнул в коридор:

— Степанида! Можете идти к барыне. Ключ в дверях.

Ни одной минуты не смущала Теркина боязнь, как бы Серафима "не наложила на себя рук". Он спал крепко, проснулся в седьмом часу и, когда спросил себя: "как же с ней теперь быть?" — на сердце у него не дрогнуло жалости. Прощать ей он не хотел, именно не хотел, а не то, что не мог… И жить он с ней не будет, пускай себе едет на все четыре стороны.