Луи Селин - Банда гиньолей

— Видел бы ты полковника!.. Кинулся в спальню… ну, в ее, в девчонкину… выволок ее из постели в чем мать родила… Поднял на ноги всю челядь, поголовно! Буфетчиков, поварню… Всех до единого… Дворецкого, служанок с первого этажа, горничных, прачек, и всех скопом в спальню! Всю прислугу!.. И выпорол ее на глазах у всех… До седьмого пота трудился!.. Похоже, он уже проделывал это, когда однажды, совсем маленькой, она ослушалась… Мне дворецкий рассказал, тот, что во фраке… который по-французски умеет говорить… Дядя исполняет все ее прихоти, если только она не начинает дурить… Тогда — порка! И презнатная!.. Уж он отводит душу, поверь мне!.. Но теперь племянница выросла, и он махнул на нее рукой… Видеть ее не желает!.. Собирается звать к себе племянника, а с племянницей решил распрощаться… Ему ведь что угодно может взбрести на ум! После каникул думает отдать ее в пансион… Дворецкий знает семейство… — шутка ли — уже двадцать лет, как в услужении!.. Так вот, он думает, что она вовсе не племянница ему, просто девчонка, взятая ими на воспитание… вернее, не ими, а его женой. Словом, всякие толки да пересуды…

— Какая, однако же, осведомленность, Состен! Разговорчив ваш дворецкий!..

— Он любит поболтать по-французски… Десять лет уже, как не представлялось случая… Говорила по-французски только супруга… Хозяйка, одним словом… Любопытны, кстати, обстоятельства ее смерти… Не слышал?

— Вы не теряете времени, Состен! Что же вам еще известно?..

— Ах, да!.. Девчонка должна стать наследницей…

— Балует он ее, балует!

— Только, знаешь ли, тут не совсем чисто: ведь он собирается усыновить племянника, совсем мальца, всего шести годов…

А тебя он не собирается, случаем, усыновлять, трепло? Глядишь, плетку тебе вручит! Вы теперь вроде как родные души — до мордобоя докатились!

Что-то я не очень понимал.

— Словом, идут, идут дела!

Надо же и съязвить.

— В общем, послушай меня, Состен. Я его терпеть не могу и рожу ему набью, вот увидишь, тем более, что ему нравятся побои!..

— Он тебя тоже не переносит… не заблуждайся на сей счет!..

— Почему он в таком разе держится за нас?

— Может быть, потому, что хочет нас угробить! Любопытно, любопытно!..

— Меня это не удивило бы — вполне в его духе!..

Он вновь переводит разговор на порку. Пропойца, он и есть пропойца!.. Какая, все-таки, скотина: высечь племянницу перед холуями!..

Завелся Состен — не остановить… «Хлыстом — вжик, вжик!» Видно, находился под сильным впечатлением… Что ж он и его, Состена-то, не позвал?..

— Что, нервишки щекочет, поганец?.. Но ему было плевать на мои чувства.

— Дерьмо ты, Китаец! Вам двоим просто на роду было написано снюхаться… В общем, обойдетесь без меня!..

Но нет у него ни на грош самолюбия… Можно было не стараться.

— Обо мне ничего не говорил? Кое-что все-таки нужно было разузнать.

— Ничего, клянусь! Ни словечка!..

Воплощение искренности.

— Не собирается рассчитать меня?

— Что ты! И в мыслях нет!..

— Кому как не тебе знать — вы с ним словно спелись!..

— Нет, Фердинанд!.. Клянусь, нет!.. Пришли сюда вместе, говорит, вместе и уйдете… Together!.. Да, together! «Мне нужны испытания, все до единого. Я нанял вас до конца!» — вот его слова.

Снова за свое. Чуял я, куда он клонит. Коварство!

— Нет, Состен, нет! Слышишь?.. С меня взятки гладки! Я здесь затем только, чтобы бегать на посылках!.. Зарубите себе на носу, господин Состен: на посылках!.. Ничего вдыхать не собираюсь, я уже говорил. Я страдаю одышкой, мне плохо делается!..

Чтобы не воображал бог знает что! Чтобы не брал себе в голову всякого вздора!

— Никаких противогазов! Никаких противогазов, господин Состен!..

— О себе только и думаешь! Так, конечно, удобнее… Ответ у него один: чуть что не по нем, как уже язвит и оскорбляет.

На другой день моя обожаемая точно выглядела бледненькой… Вид — как у побитой собачонки… За столом я избегал смотреть на нее, разве что мельком…

Но все равно это была она. Я чувствовал себя счастливым подле моей любимой. Но до чего ее довели! Жалкий взгляд, жалкое личико… Сердце разрывалось!..

Этот скот, полковник-дрессировщик, тоже сошел к столу… Они вернулись к полудню. Гнали, видно, как на пожар — успеть обежать все торговые кварталы!.. Уж я-то знал, какие концы пришлось делать… Даже если они взяли такси, надо было умудриться… Как ни прикидывай, обернулись они за рекордное время, и еще не все захватили с собой — кое-что ему должны были доставить на дом… Полковник выказывал признаки нетерпения, уже порывался вновь ехать в город на закупки. Вечно его зуд разбирал… Раздражал он меня: насвистывал, покачивался на стуле, то вынимал, то вновь вставлял монокль, щелчком — чик! — сбрасывал соринку, вздергивал брови… Я рта не раскрывал, все во мне кипело от бешенства, но обстановка была чересчур накалена — он выместил бы злость на моей голубушке!.. Так что я прикусил язык. Но не приведи его, Господи, сделать малейшее замечание — с ходу врежу по морде!.. Мне показалось даже, что он сам это понимал… Лакеи подносили кушанья. Из-за покалеченной руки я попросил обслуживать меня… Ужасно болело — в особенности после вчерашнего. Новое обострение, очередное. Нестерпимо мучительно было просто пошевелить ею… Искоса взглядывал на дядю… Какой мерзкий тип! Отвратительно скрытный нрав, совершенно непредсказуемый придурок!.. Мое отношение к нему вполне определенное: на дух его не переносил!.. Состен — тот вполне к нему приноровился, даже находил его забавным, считал, что в работе он находил любопытные решения. Словом, каждый держался своего мнения.