Генри Хаггард - Рассказы охотника

— Слушай, Гарри, — прошептал я, — ни в коем случае не стреляй, слишком большой риск. Может быть, они оставят нас в покое.

Ну так вот, оба льва направились к кустарнику, где раненая львица прямо надрывалась от рева, а затем все трое принялись реветь и покашливать. Вскоре, однако, львица замолкла, а львы вышли из кустарника. Впереди — черногривый, вероятно, в качестве разведчика. Он направился к тому месту, где лежала туша вола, и понюхал ее.

— Ох, какая мишень, — прошептал Гарри, дрожа от волнения.

— Да, — сказал я, — но не стреляй. А не то они вдвоем навалятся на нас.

Гарри промолчал. То ли юности вообще присуща импульсивность, то ли волнение окончательно лишило Гарри душевного равновесия, то ли, наконец, его просто обуяли бесшабашность и озорство — не знаю, мне так и не удалось получить от него вразумительного объяснения. Остается фактом, что без предупреждения, без единого слова, полностью пренебрегая моими предостережениями, Гарри поднял ружье «уэстли ричардс» и выпалил в черногривого льва. И главное, ранил его в бок. Лев испустил ужасающий рев. Он стал оглядываться, продолжая рычать от боли в ране. Я лихорадочно соображал, что предпринять. Тем временем этот огромный черногривый зверь, явно не понявший, откуда взялась боль, вцепился в горло своего желтогривого приятеля, сочтя его виновником своих неприятностей. Надо было видеть изумление второго льва, ставшего жертвой невесть чем спровоцированного нападения. Он с сердитым рыком покатился по земле, а черногривый дьявол прыгнул на него и принялся трепать. Это, видимо, помогло желтогривому правильно оценить обстановку, и, клянусь, он сумел за себя постоять. Каким-то образом он ухитрился встать на ноги и со страшным ревом и рыком схватился со своим могучим противником.

Ну и картина! Видели ли вы когда-нибудь, как дерутся два больших пса? Так вот, целая сотня грызущихся псов не была бы так ужасна, как эти два свирепых зверя, которые, рыча, катались по земле и в дикой ярости терзали друг друга. Они рвали один другого когтями, старались перегрызть горло, вырывали клочья из гривы. Их желтые шкуры окрасились кровью. Мы с ужасом и восхищением следили за сражением двух огромных кошек, кипевших дикой энергией. Ночь наполнилась отвратительными, душераздирающими звуками.

Бесподобная схватка! Несколько минут нельзя было сказать, кто берет верх, но наконец черногривый лев, хотя он казался несколько крупнее своего врага, начал заметно терять силы. Думаю, что это из-за раны в боку. Во всяком случае, ему приходилось не сладко. Что ж, он напал первым и заслужил свою участь. И все же я испытывал некоторое сочувствие к нему: он проявил себя стойким бойцом даже тогда, когда противник добрался наконец до его глотки и, невзирая на сопротивление, принялся выжимать из него жизнь. Они катались, сцепившись, по земле, это было и страшно, и отвратительно. Но желтогривый не разжимал своей хватки, и черногривый постепенно слабел, дыхание вырывалось у него со стонами, в ноздрях свистело. Потом он разинул огромную пасть, испустил слабеющий рев, дернулся и сдох.

Убедившись в победе, желтогривый выпустил свою жертву и принялся ее обнюхивать. Затем он лизнул мертвого льва в глаз и, не снимая лап с его туши, затянул победную песню, которая понеслась по темным тропам ночи.

Тут я решил вмешаться. Хорошенько прицелившись в центр его туловища, чтобы избежать промаха, я нажал на спусковой крючок и прострелил зверя насквозь пулей калибра 570, выпущенной из нарезного ствола. Лев замертво упал на труп своего могучего противника.

Затем, удовлетворенные успехом, мы с Гарри мирно проспали до рассвета. Бодрствовал только Фараон, он не ложился спать на всякий случай: вдруг еще какому-нибудь льву взбредет в голову нанести нам визит.

Солнце стояло уже высоко, когда мы с Фараоном — Гарри я не разрешил идти с нами — отправились на поиски раненой львицы. Она замолкла вскоре после появления львов и с тех пор не издала ни звука. Скорее всего, решили мы, она сдохла. Я взял с собой винтовку, а Фараон нес топор: в руках Фараона огнестрельное оружие представляло подлинную опасность для окружающих.

Мы постояли немного над мертвыми львами. Оба были великолепными экземплярами, но шкуры их были безнадежно испорчены в ожесточенной схватке. Очень жаль, что так получилось.

Минуту спустя мы увидели кровавый след раненой львицы. Он вел в кустарник, где она укрывалась. Вряд ли нужно говорить, что мы шли по следу с величайшей осторожностью. Мне все это ужасно не нравилось, я утешал себя только мыслью, что так нужно и что кустарник не слишком густой. Мы старались обходить каждый куст, в то же время внимательно осматривая его, но львицы нигде не было, хотя кровавых пятен виднелось немало.