Жоржи Амаду: Габриэла, корица и гвоздика

Ушли буксиры и землечерпалки, уехали инженеры и техники. Впрочем, одна землечерпалка осталась в порту для постоянного дежурства, чтобы, если потребуется, быстро справляться с движущимися песками и поддерживать новый канал в состоянии, пригодном для прохождения пароходов с глубокой осадкой.

Подвиг инженеров, их упорство, их профессиональное мастерство были отмечены большим прощальным праздником с обильной выпивкой. Он начался в «Коммерческом ресторане» и закончился в «Эльдорадо».

Доктор произнес речь, еще раз подтвердившую его славу оратора. Он сравнил главного инженера с Наполеоном, но «Наполеоном, который ведет сражение за мир и прогресс, который победил, казалось бы, непобедимое море, предательскую реку, пески и злые ветры, враждебные цивилизации. Теперь инженер может с гордостью созерцать с вершины маяка на острове Пернамбуко порт Ильеус, бухту, освобожденную им от рабства, открытую для всех флагов и всех судов благодаря интеллекту и самоотверженности благородных инженеров и умелых техников».

Благородные инженеры и умелые техники с грустью покидали город и любовниц. В порту рыдали женщины, обнимая матросов, уплывавших из Ильеуса. Одной из них — беременной — матрос клялся, что вернется.

Главный инженер увозил с собой драгоценный груз превосходной кашасы «Кана де Ильеус» и обезьянку жупара, чтобы вспоминать в Рио этот край легких заработков, подвигов и тяжелого труда.

Они уехали, а потом пошли дожди, начавшиеся в этом году вовремя, намного раньше праздника святого Георгия. Какаовые плантации цвели, тысячи молодых деревцев принесли первые плоды; предсказывали, что новый урожай будет богаче прошлогоднего, что цены взлетят еще выше, что денег в городе ив поселках станет еще больше — да, в стране нет культуры, которую можно было бы сравнить с какао.

С тротуара перед баром «Везувий» Насиб видел буксиры, похожие на маленьких бойцовых петухов, — они резали морские волны и тянули землечерпалки на юг. Давно ли они приехали, и вот уезжают, и сколько событий произошло в Ильеусе за это время… Старому полковнику Рамиро Бастосу так и не довелось увидеть большие пароходы, входящие в порт. Теперь он являлся на спиритических сеансах, став пророком, после того как его дух освободился от бренной оболочки. Рамиро давал советы людям зоны какао, проповедовал доброту, всепрощение и терпение. Так по крайней мере утверждала дона Арминда, сведущая в этих спорных и таинственных вопросах. Ильеус очень изменился за эти немногие месяцы, столь богатые событиями.

Каждый день приносил что-нибудь новое: открывались новые отделения банка, новые представительства южных фирм и даже иностранных компаний, магазины, строились новые дома. Совсем недавно на Уньане, в старом двухэтажном доме, обосновался Союз ремесленников и рабочих, при этом Союзе была организована школа, в которой юноши из бедных семей осваивали профессии плотника, каменщика, сапожника. Там же была открыта начальная школа для взрослых, где обучались портовые грузчики, упаковщики какао, рабочие шоколадной фабрики. На открытии школы, на, котором присутствовали самые знаменитые граждане Ильеуса, сапожник Фелипе выступил с речью. Мешая португальские слова с испанскими, он провозгласил, что наступила эра рабочих, что судьбы мира теперь в их руках. Это утверждение казалось столь поразительным, что зааплодировали, толком не разобравшись, все присутствующие, — даже Маурисио Каирес, даже полковники, владельцы огромных земельных угодий и хозяева людей, гнущих на этой земле спину от зари до зари.

И Насиб в эти месяцы жил бурной и полнокровной жизнью: он женился и разошелся, его дела процветали, а потом он оказался под угрозой разорения, он познал страсть и радость, которым на смену пришли пустота, отчаяние и страдание. Сначала он был счастлив сверх всякой меры, потом несчастен так же беспредельно, теперь же все стало тихо и спокойно. В баре жизнь вошла в прежнюю колею; как и раньше, когда Габриэла только появилась, посетители задерживались, выпивая лишнюю рюмку аперитива, а некоторые поднимались завтракать в ресторан. «Везувий» процветал, Габриэла, с розой в волосах, спускалась в полдень из кухни на втором этаже и проходила, улыбаясь, между столиками. Ей говорили сальности, бросали на нее взгляды, светившиеся вожделением, брали за руку, те, кто поразвязнее, хлопали по заду. Доктор называл Габриэлу «моя девочка». Все хвалили мудрость Насиба, который, соблюдя достоинство и выгоду, вышел из сложного и запутанного положения. Араб расхаживал среди столиков, иногда задерживался, чтобы послушать, что говорят, и самому поболтать. Он подсаживался к Жоану Фулженсио и капитану, к Ньо Гало и Жозуэ, к Рибейриньо и Амансио Леалу. Казалось, святой Георгий сотворил чудо и время отступило назад, не было совершено никаких ошибок, не случилось ничего печального. Пожалуй, только открытие ресторана и отсутствие Тонико Бастоса, этого покорителя женских сердец, окончательно обосновавшегося в «Золотой водке», где он пил свой горький аперитив, напоминали о том, что произошло.