Морган Робертсон - Тщета, или крушение «Титана»

«Подождите», вмешался судья, «связывайте ваше свидетельство с настоящим преступлением».

«Да, ваша честь. Потерпев в этом неудачу, он похитил, или выманил ребенка из его постели. Когда, через пару минут, случилось кораблекрушение, он, должно быть, сбежал с ребенком в…

«Вы были этому свидетелем?»

«Меня там не было ваша честь; но мы опираемся на слова первого помощника, и этот джентльмен…»

«Идите на свое место, сэр. Этого достаточно. Офицер, это преступление было совершено в Нью-Йорке?»

«Да, ваша честь; Я лично арестовал его».

«У кого он похитил девочку?»

«У той женщины».

«Мадам, прошу вас на трибуну».

С девочкой на руках, миссис Селфридж произнесла присягу и низким, дрожащим голосом повторила сказанное ее отцом. Она была женщиной, и постольку искушенный в женщинах судья разрешил ей изложить дело по-своему. Когда она говорила о попытке убийства возле гакаборта, она оживилась. Она рассказала об обещании капитана заковать его в случае ее согласия дать обвинительное свидетельство… об ослаблении, в этой связи, своего внимания, и о потере дочери накануне кораблекрушения… о ее спасении любезным первым помощником, и его заявлении, что он видел ее дочь на руках у этого человека — единственного, кто мог нанести ей вред… о сообщении, что лодка с моряками и детьми подобрана средиземноморским пароходом… о расследовании детективами того, что человек с его внешностью отказался передать ребенка консулу в Гибралтаре и исчез с ним… о ее радости в связи с известием о спасении Миры и отчаянии вплоть до вчерашней встречи с ее ребенком на руках этого человека. На этом месте ею овладел приступ материнства. С горящими щеками и глазами, пылающими презрением и гневом, она указала на Роуланда и почти закричала: «Он калечил… истязал мою дочь. На ее спинке есть глубокие раны, и прошлой ночью доктор сказал, что они сделаны острым орудием. Он также наверняка пытался исковеркать детское сознание, или подвергнул ее страшным опытам. Он выучил ее ужасному ругательству, а прошлой ночью, когда я рассказывала о Елисее [ 5 Елисей — ветхозаветный праведник, насмехавшиеся над которым дети были растерзаны двумя медведицами (4 кн. Царств, 2:24). 5] 5 Елисей — ветхозаветный праведник, насмехавшиеся над которым дети были растерзаны двумя медведицами (4 кн. Царств, 2:24). , медведях и детях, она стала безумно кричать и плакать.

Здесь ее свидетельство перешло в истерический припадок, и ее рыдания перемежались с увещеваниями девочки не говорить плохого слова; ибо заметившая Роуланда Мира называла его прозвище.

«Что это было за кораблекрушение… где это было?» спросил, ни к кому не обращаясь, озадаченный судья.

«Титан», выкрикнули с полдюжины газетчиков через комнату.

«Титан», повторил судья. «Стало быть, это преступление было совершено в нейтральных водах под английским флагом. Я не вполне понимаю, зачем оно рассматривается этим судом. Арестованный, есть ли у вас какое-нибудь заявление?»

«Нет, ваша честь». Ответ прозвучал как сухое всхлипывание.

Судья изучил пепельного цвета лицо человека в лохмотьях, и сказал помощнику:

«Поменяйте обвинительную статью на бродяжничество… да…»

Помощник, подстрекаемый газетчиками, был уже рядом. Он разложил перед ним утреннюю газету, указал на крупный шрифт и отошел. Судебный процесс прервался на чтение новостей. Спустя минуту или две, судья обратился в зал:

«Заключенный», быстро сказал он, «достаньте свой правый рукав из одежды!» Роуланд повиновался механически, и рукав повис на его боку. Судья заметил это и продолжил чтение. Затем он свернул газету и сказал:

«Вы подтверждаете, что вы тот самый, кого спасли с айсберга?» Арестованный склонил свою голову.

«Свободен!» — слово произносилось не обычным для суда тоном. «Мадам», добавил судья с теплым блеском в глазах, «этот человек только спас жизнь вашей дочери. Если дома вы прочитаете, как он защищал ее от белого медведя, я сомневаюсь, что вы будете еще рассказывать ей сказки про медведей. Острое орудие… гм!» Что было уже совершенно неуместно в суде.

Миссис Селфридж, с озадаченным и довольно уязвленным выражением лица, покинула суд в обществе раздосадованных отца и друзей, в то время как Мира оскверняла себя обращенными к Роуланду криками, который попал в руки репортеров. Они пытались развлечь его по-матросски, но он не поддавался ни на развлечения, ни на разговоры. Он ушел и растворился в большом мире, так что вечерние газеты лишь воспроизвели утренние события в суде.