Мохан Ракеш - Темные закрытые комнаты

Прижав к груди ворох фотографий, она исчезла в дверях и долго не появлялась. В нетерпении ковыряя землю носком ботинка, я продолжал сидеть на стуле, почти не сводя глаз с часов. Вынужденное мое одиночество становилось все более мучительным, но тут передо мной возникла фигура человека с фотокамерой на плече — это был Чаддха, репортер из бульварного листка «В последнюю минуту». Фамильярно его еще называли Сугрива, потому что едва ли не каждый год он менял место работы, соответственно чему с той же легкостью и быстротой менялись его политические убеждения. За последние десять лет он успел предстать перед публикой поочередно в обликах коммуниста, социалиста, народного социалиста, конгрессиста, члена партии «Хинду Сабха» и «Джан Сангх» [96] «Хинду сабха» (точнее «Хинду махасабха», то есть «Великое собрание индусов») — индуистская религиозно-общинная партия, созданная в 20-х годах; «Джан сангх» («Народный союз») — индуистская религиозно-общинная партия, созданная в 1951 г. , а теперь — вот уже полтора года — подвизался в листке «В последнюю минуту», считая себя по убеждениям, как он сам выразился однажды, «радикальным скандалистом».

— Хелло, «скандалист»! — в изумлении воскликнули, завидев знакомую фигуру. — Как ты здесь оказался?

— Как всегда — в поисках свеженькой поживы, — охотно пояснил он и, пододвинув для себя стул, бесцеремонно уселся рядом со мной.

— Разве она и здесь для тебя нашлась?

— А где не найдется пожива для «скандалиста»? — осклабился он, а потом, понизив голос, добавил: — Я слышал, Нилима бросила Харбанса, они должны развестись.

— Кто тебе это сказал?

— Не важно кто. Лучше скажи, — так это или не так?

— Не знаю, А где ты об этом услышал?

— Мне, конечно, не следовало бы открывать тебе мой собственный источник информации, но, если угодно, могу поделиться. Сию новость я только что слышал из уст самого Харбанса Кхуллара.

— Ты был у Харбанса?

— Я должен был взять для газеты интервью у Нилимы, — не без удовольствия объяснил он, на разные лады складывая свои губы. — Сперва мне даже не открыли дверь. Кое-как я все-таки этого добился и попросил почтеннейшего Харбанса Кхуллара позволить мне проинтервьюировать его законную супругу. Кстати, идею этого интервью подал мне Рамеш Кханна, друг их дома. Но когда господин Кхуллар увидел меня, он рассердился и заявил, что его жена не собирается давать никакого интервью. Хуже того, он чуть не выгнал меня! Вот и прекрасно — значит, тут пахнет матерьяльчиком почище того интервью! Я туда-сюда, навел кое-какие справки. И что же? Оказывается, Нилима бросила его, уехала к своей матери и вовсе не думает к нему возвращаться, Теперь, я вижу, остается только получить подтверждение у самой Нилимы, и завтра эта чудненькая информация будет тиснута в номер вместе с их фотографией. Ну как? Не худо, а? Сногсшибательная новость: «В ночь после первого выступления на сцене известная танцовщица бросила мужа и ушла из дому». Как полагаешь?

Низенькая, тощая фигура и красное лицо Сугривы как нельзя лучше подтверждали справедливость и точность закрепившегося за ним прозвища. Его маленькие, острые глазки так и рыскали по сторонам, словно рассчитывая подцепить скандальные подробности даже где-нибудь в траве газона или в расставленных тут и там цветочных горшках. Когда наконец в дверях дома появилась Нилима, он немедленно ринулся ей навстречу:

— Мадам, я пришел к вам от имени газеты «В последнюю минуту», чтобы задать несколько вопросов.

За время своего отсутствия Нилима успела умыться и уложить волосы в тугой узел. С лица ее уже стерлись последние следы недавно испытанного возбуждения, оно вновь выражало непреклонность и решительность. Третьего стула не было, мне пришлось уступить хозяйке свой. Кстати, для меня это было неплохим предлогом, чтобы вообще уйти отсюда.

— Мне пора, — сказал я Нилиме. — Постараюсь сегодня к вечеру или завтра снова заглянуть к тебе.

Она молча кивнула головой. Сугрива поспешно извлек из кармана блокнот и карандаш. Я не вышел еще за ворота, как он уже задал Нилиме первый свой вопрос:

— Правда ли это, мадам, что вы решили отныне вести жизнь незамужней женщины?

Я не обернулся. У меня недостало мужества увидеть своими глазами реакцию Нилимы на этот вопрос.

Солнечное, лучезарное утро постепенно сменилось пасмурным днем и тоскливой изморосью, изморось перешла в шумящий дождь, а к вечеру дождь обратился в град. Я сидел возле Харбанса в его кабинете. Над миром царило безмолвие, нарушаемое лишь отдаленным стуком падающих градин — то было какое-то мрачное, зловещее безмолвие, раскинувшееся вокруг нас, как бескрайний угрюмый океан, который равнодушно поглотил в себе все звуки чуждой ему жизни и сам бессильно колыхался под свинцовым небом. Порой град усиливался и начинал стучаться в окно. Иногда какая-нибудь шальная градина залетала через решетку верхнего светового окна и комнату и смотрела на нас с пола вопросительным белым оком, а потом медленно таяла, исчезая в ворсинках ковра. Когда же град ослабевал, вдруг налетал порывистый ветер и громко хлопал створками распахнутых окон, взрывая тишину ночи.