Иван Франко - Захар Беркут

Как мертвая, не дыша, стояла на берегу тухольская община. Старый Захар, доныне такой сильный и несокрушимый, теперь дрожал, как малый ребенок, и, закрыв лицо руками, горько рыдал. У его ног в беспамятстве лежала недвижимо Мирослава.

И вдруг радостные крики раздались внизу. Молодцы, плывшие на плотах, приблизясь к тому месту, где упали в воду Максим и Бурунда, вдруг увидели вынырнувшего из веды Максима, здорового и крепкого, как всегда, и приветствовали его радостными возгласами. Радость их быстро передалась всей общине. Даже те, кто потерял своих сыновей, братьев и мужей, радовались спасению Максима, словно вместе с ним возвратились все дорогие их сердцу, погибшие в бою.

— Максим жив! Максим жив! Ура, Максим! — понеслись громовые клики и раскатились далеко по лесам и горам. — Отче Захар! Твой сын жив! Твой сын возвращается к тебе!

Дрожа от глубокого волнения, со слезами на старческих глазах, поднялся Захар.

— Где он? Где мой сын? — спросил он слабым голосом.

Весь мокрый, но с лицом, сияющим радостью, спрыгнул Максим с плота на берег и бросился к ногам отца.

— Отец мой!

— Сынок, Максим!

Больше не могли произнести ничего ни тот, ни другой. Захар зашатался и упал в могучие объятия Максима.

— Отец мой, что с тобой? — воскликнул Максим, видя смертельную бледность на лице старика и чувствуя неукротимую дрожь, сотрясавшую его тело.

— Ничего, сынок, ничего, — сказал тихо, с улыбкой, Захар. — Сторож кличет меня к себе. Я слышу его голос, сынок. Он зовет меня: «Захар, ты сделал свое дело, пора отдохнуть!»

Отец, отец, не говори этого! — рыдал Максим, припадая к нему. Старый Захар, спокойный, улыбающийся, лежал на траве с просветленным лицом, обращенным к полуденному солнцу. Он легко снял руку сына со своей груди и сказал:

Нет, сынок, не рыдай по мне, я счастлив! А глянь-ка сюда! Здесь есть кто-то, кто нуждается в твоей помощи.

Оглянулся Максим и оцепенел. На земле лежала Мирослава, бледная, с выражением отчаяния на прекрасном лице. Молодцы принесли воды, и Максим бросился приводить в чувство свою милую. Вот она вздохнула, открыла глаза и опять сомкнула их.

— Мирослава, Мирослава! Сердце мое! — звал Максим, целуя ее руки. — Очнись!

Мирослава, словно пробудясь от сна, изумленно всматривалась в лицо Максима.

— Где я? Что со мною? — спросила она чуть слышно.

— Здесь, здесь, среди нас! Возле твоего Максима!

— Максим? — вскрикнула она, приподнимаясь.

— Да, да! Смотри, я жив, я свободен! Долго-долго молчала Мирослава, не в силах притти в себя от изумления. Потом вдруг бросилась на шею Максиму, и горячие слезы брызнули из ее глаз.

— Максим, сердце мое!.. Больше не могла ничего сказать.

— А где мой отец? — спросила немного погодя Мирослава.

Максим отвернулся.

— Не вспоминай о нем, сердце мое! Тот, кто взвешивает правду и неправду, взвешивает теперь его добрые и злые дела. Помолимся, чтобы добрые перевесили.

Мирослава утерла слезы и полным любви взглядом посмотрела на Максима.

— Но подойди сюда, Мирослава, — сказал Максим, — вот наш отец, но и он покидает нас.

Захар смотрел на молодую чету светлым, радостным взглядом.

— Опуститесь на колени возле меня, дети! — сказал он тихо, слабеющим уже голосом. — Дочь моя, Мирослава, твой отец погиб — не нам судить, виновен он или невинен, — погиб так, как погибли тысячи других. Не печалься, дочь моя! Вместо отца судьба дает тебе брата…

— И мужа! — добавил Максим, сжимая ее руку в своей.

— Да благословят вас боги предков наших, дети! — сказал Захар. — В трудные дни свела вас судьба вместе и соединила ваши сердца, и вы оказались достойными и устояли в самую страшную бурю. Пусть же ваш союз в нынешний победный день будет порукой в том, что и наш народ так же превозможет тяжелые невзгоды и не разорвет своего сердечного союза с честью и совестью человеческой!

И он холодными уже устами поцеловал в лоб Мирославу и Максима.

— А теперь, дети, встаньте и чуть приподнимите меня! Я хотел бы еще перед тем, как уйти, сказать кое-что общине, которой я старался честно служить всю свою жизнь. Отцы и братья! Сегодняшняя наша победа — великое дело для нас. Чем мы победили? Только ли нашим оружием? Нет. Только ли нашей хитростью? Нет. Мы победили нашим общинным строем, нашим согласием и дружбой. Хорошенько запомните это! Пока вы будете жить общинным строем, дружно держаться вместе, несокрушимо стоять все за одного и один за всех — до той поры никакая вражья сила не победит вас. Но я знаю, братья, и чует моя душа, что это был не последний удар по нашей общинной твердыне, что за ним последуют другие и в конце концов разобьют нашу общину. Худые времена настанут для нашего народа. Откажется брат от брата, отречется сын от отца, и начнутся великие распри и раздоры в русской земле, и пожрут они силу народа, и тогда попадет весь народ в неволю к чужим и своим насильникам, и они сделают его покорным слугой своих прихотей и — рабочим волом. Но среди этих несчастий снова вспомнит народ свои прежние вольности, и благо ему, если он скорей и ясней их вспомнит: это спасет его от целого моря слез и крови, от целых столетий неволи. Но раньше ли, позже ли, он припомнит жизнь своих предков и пожелает пойти по их стопам. Счастлив тот, кому суждено жить в эти дни! Это будут прекрасные дни, дни весны, дни возрождения народного! Передавайте же детям и внукам вашим сказания о прежних днях и прежних порядках. Да живет среди них память об этом в дни грядущих невзгод, как не угасает под пеплом живая искра! Придет пора — искра возгорится новым пламенем! Прощайте!