Владимир Набоков - Прозрачные предметы

Он-таки пошевелил пальцем, несмотря на весь этот сентиментальный самоанализ. Он отправил ей записку из внушительного Версе-паласа, куда был приглашен на коктейль, за несколько минут до встречи с нашим замечательным автором, чья лучшая книга Вам не приглянулась. Позвольте мне навестить Вас, скажем, в среду, четвертого числа. Ибо к тому времени я поселюсь в гостинице «Аскот» у Вас в Витте, где, как мне сказали, можно кататься на лыжах даже летом. Между тем смысл его пребывания здесь состоит в выяснении того, когда же наконец старая лиса закончит свою новую книгу. Странно вспоминать, как еще позавчера он предвкушал долгожданное свидание с выдающимся человеком.

И все это было вмиг заслонено дорожным впечатлением. Наблюдая из окна гостиничного холла, как тот выбирается из автомобиля, — никакого трубного гласа, никаких фанфар, сопровождающих славу, — наш Персон теперь целиком был порабощен воспоминанием о голоногой девушке в вагоне, пронизанном солнечными лучами. И все же как величественно выглядел R. с его молодцеватым шофером, помогавшим тучному старику с одной стороны, с его чернобородым секретарем — с другой и двумя гостиничными швейцарами, застывшими в пантомиме воображаемой подмоги на ступенях при входе. Газетный репортер, сидевший в Персоне, обратил внимание на то, что мистер R. носил ботинки цвета кофе с молоком, лимонную рубашку с лиловым шейным платком и мятый серый костюм, ничего не говорящий, по крайней мере, простому американцу. Здравствуйте, Персон! Они уселись в фойе, в баре.

Иллюзорность происходящего усугублялась обликом и речью двух новоявленных персонажей. Монументальный господин с осыпающимся гримом и фальшивой улыбкой и мистер Тамворт с разбойничьей бородой, казалось, разыгрывали, в угоду невидимой аудитории, ходульную сцену, от которой Персон, как кукла, отворачивался, словно его вместе с креслом двигала притаившаяся квартирная хозяйка Шерлока Холмса, какую бы позу Хью ни принимал и куда бы ни смотрел в продолжение их краткого, но хмельного совещания. И правда, все это выглядело как кривлянье и паноптикум с восковыми персонами — по контрасту с реальностью Арманды, чей образ стоял перед его внутренним взором и просвечивал сквозь ярмарочное представление в разных ракурсах, иногда вверх ногами, иногда на самой кромке поля зрения, но уже не покидая его, неизменно правдивый и притягательный. Банальности, которыми он с ней обменивался, сияли подлинностью по сравнению с наигранным весельем в театрализованном баре.

— Вы в отличной форме! — солгал Хью с преувеличенной живостью, после того как заказали выпивку.

У барона R. были грубые черты, желтушный цвет лица, тяжелый нос с расширенными порами, мохнатые воинственные брови, пристальный взгляд и бульдожий рот, полный плохих зубов. Склонность к вычурной изобретательности, столь заметной в его писаниях, проявлялась также в его речевых заготовках, когда, например, он говорил, как сейчас, что отнюдь не «в форме», а чувствует, наоборот, все более навязчивое сходство с киноактером Рубенсоном, некогда игравшим старых гангстеров в фильмах о Флориде; но такого киноактера не существовало.

— И все же как вы себя чувствуете? — спросил Хью, невольно настаивая на своей неловкости.

— В двух кратких словах, — ответил мистер R. (имевший раздражающую манеру не только пользоваться избитыми выражениями в своем будто бы разговорном английском с сильным акцентом, но и перевирать их), — я не слишком хорошо себя чувствовал, знаете ли, этой зимой, моя печень, видите ли, затевает что-то против…

Он сделал большой глоток виски, прополоскав им рот на манер, никогда прежде Персоном не виданный, и очень медленно вернул стакан на низкий столик. Затем, проглотив виски вместе с концом фразы, переключился на свой второй английский стиль, высокопарный стиль своих самых запоминающихся персонажей.

— Бессонница и ее сестра Полиурия мне, разумеется, досаждают, но в остальном я здоров, как племенной бык. Кажется, вы не знакомы с мистером Тамвортом? Персон — то же самое, что Парсон, и Тамворт — то же самое, что тамвортская порода английских крапчатых свиней.

— Нет, — сказал Хью, — моя фамилия произошла не от Парсона, а от Петерсона.

— О'кей, мой мальчик. А как поживает Фил?

Мимоходом обсудили энергию, обаяние и прозорливость издателя.

— Если б только он не требовал, чтобы я писал другие книги. Он требует (перейдя на вкрадчивый хриплый голосок при перечислении названий романов литературного конкурента, также изданных Филом)… он требует «Мальчишку для утех», но согласился бы и на «Стройную потаскуху», а все, что я могу предложить, — это не натуральная порнофигня, а первый и самый обстоятельный том моих «Фигуральностей».